Теплый снег

Забирко Виталий Сергеевич

– Мне бы хотелось, чтобы этот вопрос был исчерпан, - бросила она через плечо.

Шренинг сложил на груди руки и исподлобья посмотрел на Кратова.

– Когда Учёный Совет обсуждал вопрос об акватрансформации, я гарантировал, что летальных исходов не будет. В противном случае я бы отказался. Я не экспериментирую на людях.

– Надо понимать, что всё идёт хорошо?

– Иначе у меня не было бы времени разговаривать с вами.

– Ясно...
– протянул Кратов.
– Послушай, Ред, то ли я чего-то не понимаю, то ли здесь какая-то неувязка. О каких гарантиях

ты говоришь, если у тебя на крысах только восьмидесятипроцентная воспроизводимость?

Шренинг пожал плечами.

– Эти данные характеризуют результаты всех экспериментов, в том числе и в экстремальных условиях, когда об объекте ничего не известно. При наличии же статусграммы и соответствии ей объекта я могу гарантировать практически полную акватрансформацию.

В этот момент сбоку от Шренинга появился мигающий шарик информатора.

– На связи Торстайн, - сообщил информационный центр.

– Пусть подождёт, - отмахнулся Кратов.
– Что означает: "практически полную"?

– То, что я не господь бог, - резко ответил Шренинг. Лицо его окаменело, глаза превратились в щели, рот стал напоминать хирургический разрез.
– Как и всякая копия, статусграмма не может дать абсолютно точной картины человеческого организма. Отклонения возможны и будут. И регенерацией я смогу заняться только в исключительных случаях!

– Под отклонениями ты подразумеваешь...

– Неполную акватрансформацию!

– Увечья...
– пробормотал Кратов.
– А если эта самая неполная акватрансформация коснётся мозга?

– Всякая церебростатусграмма на три порядка выше общей статусграммы человеческого организма. Здесь гарантия стопроцентная.

– А что вам мешает достигнуть такой же точности в снятии общей статусграммы?

Губы Шренинга дрогнули в подобии горькой усмешки.

– Когда Комитет статуса человека разрабатывал методики снятия статусграммы, он не предполагал, что их будут использовать для подобных целей. Наоборот, у Комитета была абсолютно противоположная цель - человек в любых условиях должен оставаться человеком. В физиологическом смысле. И пределы точности функциональных групп статусграммы основаны именно на этом определении.

Кратов покачал головой.

– Тогда что тебе лично мешает достигнуть той же точности снятия статусграмм?

– Мне?
– Шренинг вскинул брови.
– В принципе, мы можем достигнуть такой же точности. Но акватрансформация, как и сличение личности в Комитете статуса человека, проводится по трём статусграммам. А они, как известно, снимаются не ранее, чем через год.

– Это-то мне известно, - вздохнул Кратов.
– А если...

– Послушайте, Кратов!
– взорвался Шренинг.
– Неужели вы думаете, что мы не продумали все возможные "а если"? Мы делаем всё, что в наших силах. И не только чтобы свести риск к минимуму, но и сохранить личность и здоровье каждого человека в неприкосновенности.

– Хорошо, - кивнул Кратов.
– Спасибо за разъяснения. До свидания. Успеха вам!

– Спасибо, - буркнул Шренинг и отключился.

Кратов устало откинулся в кресле. Хоть минуту бы передохнуть слишком уж неблагодарная

работа быть координатором. Мало того, что мешаешь людям работать, попусту тревожишь их, нервируешь, так ещё и в собственных глазах выглядишь дураком...

– Связь с Торстайном, - пересиливая себя, проговорил он.

Посреди комнаты проявился грузный человек в туго обтягивающем его комбинезоне. Вольно раскинувшись в кресле, он аппетитно ел огромный протобан, лоскутьями отворачивая мягкую кожуру. Увидев Кратова, он ничуть не смутился.

– Привет!
– помахал он Кратову половинкой протобана.
– Твой канал был занят, и я решил пока перекусить.

– Приятного аппетита, - сказал Кратов.
– Здравствуй. Тебя когда-нибудь можно будет застать не за трапезой?

Торстайн с хрустом откусил.

– Первое время после акватрансформации, - проговорил он набитым ртом.
– Знаешь, у меня уже сейчас вид белка-44 вызывает спазмы в желудке.

– Наконец-то ты похудеешь, - саркастически заметил Кратов.

– Может быть, может быть...
– Торстайн доел протобан и бросил кожуру в утилизатор.
– Но я надеюсь, что уже через месяц оранжерея начнёт давать продукцию. Кстати, зачем я тебе понадобился?

– А по-твоему, зачем ты можешь понадобиться координатору работ?

Торстайн высоко вскинул брови и рассмеялся.

– Так Совет всё-таки назначил тебя координатором? Не завидую!

– Я тоже.

– Тебе ещё никто не посылал куда подальше, чтобы не мешал работать?

– И не единожды. Только в более мягкой форме.

– А чего ты хотел? Так и должно быть. Всякому человеку неприятно, когда вмешиваются в его работу. Особенно, если вмешивающийся человек знает эту работу только в общих чертах, а требует отчёта по всей форме, да ещё и поторапливает. Чувствую, что и мне ты сейчас предложишь сократить сроки ввода в строй комплекса оранжерей. И у меня это, естественно, вызовет раздражение. Потому что строительство идёт в самом высоком темпе, техника работает на износ, и ускорить работы я никак не могу.

Кратов поморщился.

– Давай обойдёмся без психоанализа моей деятельности.

Торстайн хотел что-то сказать, открыл было рот и вдруг расхохотался.

– Вот-вот. Приблизительно то же думают и твои подчиненные!

И в этот момент информатор запульсировал багровым огнём экстренного вызова.

– Извини, - встрепенулся Кратов.
– Мы с тобой ещё продолжим разговор.

Торстайн понимающе кивнул и отключился. На его месте тотчас возник Ретдис. Он был крайне возбуждён, рыжие волосы взлохмачены.

– Есть связь?
– понял Кратов.

– Да!

– Каким образом?

Ретдис неожиданно смутился и покраснел.

– Световыми вспышками, - выдавил он из себя, пряча глаза.
– Мы заметили их, когда "Шпигель" проходил над академгородком.

Словно груз упал с плеч Кратова. Есть связь. И настолько просто, что и ребёнок смог бы додуматься... Действительно, когда закопаешься в глубь проблемы, не видно решения, лежащего на поверхности.

– Что они передают?

Ретдис растерянно заморгал.