Теплый снег

Забирко Виталий Сергеевич

– Сейчас...
– Было слышно, как она раздевается, шурша одеждой.
– Да.

– Тогда идём.
– Павел глянул на солнце, определяя маршрут.
– Будешь отставать, скажешь.

И они пошли. Первые шаги, как всегда после короткого отдыха, давались трудно, отзываясь болью в каждой мышце. Затем Юсика втянулась. Сажин шёл не быстро, экономя силы и заботясь о том, чтобы она не отставала. Его широкая спина, которую даже объёмный рюкзак не мог закрыть полностью, отливала каким-то странным серо-чёрным загаром. Не снежанским. А ноги были белыми. Юсика вспомнила, как Клайперс, определяя её на практику к Сажину, старательно отводил глаза в сторону. Она же, расстроенная, что не попала в комплексную экспедицию, практически ничего не запомнила из наставлений, кроме того, что Сажина перевели на Снежану с какой-то другой планеты против его желания по причине психологического

срыва, обрисованного Клайперсом весьма смутно и расплывчато, и ей вменялось в обязанность не столько вести работы, сколько просто находиться при Сажине, не давая ему остаться наедине с самим собой. Заранее предубеждённые друг против друга, они познакомились с некоторой прохладцей и в дальнейшем контактов не искали, как не нашли их до сих пор.

Сажин шёл размеренным тренированным шагом, изредка, не оборачиваясь, спрашивая у Юсики, не отстала ли она. Было нежарко, градусов двадцать, и лёгкий ветерок приятно холодил обнажённое тело. Однако уже через час ходьбы Сажин понял, что разделись они напрасно. Атмосфера Снежаны с нулевой влажностью высасывала из тела воду не хуже биотраттового комбинезона. Впрочем, Снежаны ли? Чем дальше они углублялись в снежную пустыню, тем назойливее становилось предположение, возникшее у него с первых минут исчезновения звёзд. Казалось, что каким-то гигантским катаклизмом они перенесены со Снежаны на подобную ей планету в забытый богом уголок Вселенной и оставлены здесь его величеством Случаем для проведения жестокого эксперимента на выживаемость и сообразительность. Ничего общего со Снежаной, кроме аномального снега, Сажин здесь не находил. Солнце казалось больше, какое-то размытое, радужное, пятнами, снег на горизонте тоже радужный, зыбкий и плывущий, как кромка далёких холмов на Земле в летний полдень. Он хотел было остановиться, чтобы снова одеться, но передумал. До захода солнца оставалось совсем немного, а остановка означала потерю лишних минут, лишних метров пути.

Когда солнце село, Павел ещё некоторое время шёл, придерживаясь ориентира между двумя далёкими снежными сопками. Но когда сумерки сгустились, и ему пришлось до рези напрягать глаза, чтобы различить сопки, он остановился. Сзади в рюкзак потерянно ткнулась Юсика и сползла на снег. Сажин сбросил с себя рюкзак и сел.

– Воздух здесь такой сухой...
– хрипло сказала Юсика.
– У меня вся кожа потрескалась.

Сажин, не оборачиваясь, кивнул.

– Извини, - сказал он.
– Наверное, нам лучше одеться.

Он раскрыл рюкзак и попытался выбрать что-нибудь на ужин. Но не смог. В глазах появилась сильная резь, они слезились, и Павел не мог разобрать наклеек на пакетах. Он чертыхнулся и выбрал наугад два одинаковых.

– Возьми, - протянул он один пакет Юсике.

Она не ответила. Сажин обернулся. Так и не одевшись, Юсика спала на снегу, широко раскинув руки. Лицо её почернело, заострилось, сухие потрескавшиеся губы были приоткрыты и беззвучно шевелились во сне.

Сажин вздохнул, поиграл в руках пакетами и зашвырнул их назад в рюкзак. Ужинать будем в завтрак... Да, и не забыть бы завтра надеть светофильтры - иммунитет от снежной слепоты ему прививали давно, и он, очевидно, уже кончился.

Павел посмотрел на Юсику. Какой-то порочный круг, и опять он в центре. Ему стало тоскливо и холодно. Неужели и этой девочке суждено...

Сажин решительно достал из аптечки в рюкзаке скальпель и, подойдя к Юсике, опустился перед ней на колени. Даже в темноте было видно, как она измождена. Резко очертились глазные впадины, скулы, ключицы, рёбра; над запавшим животом выдвинулись бёдра, а под маленькой острой грудью зримо вздрагивало сердце. Сажин сцепил зубы. Казалось, что-то сместилось в его сознании, и он вновь стоит на коленях на промёрзшей, обледенелой земле и, прикрывая ладонями поникший почерневший цветок, пытается отогреть его дыханием. Как же он сможет жить, если и эта девушка... Он полоснул скальпелем по запястью и приложил руку к губам Юсики.

Девушка недовольно замычала, и тогда он, отвернувшись, придавил сильнее. Юсика замотала головой, очнулась и, извернувшись, вскочила.

– Ты что?
– удивлённо спросила она, быстро моргая.

Сажин молчал, опустошённо смотря в сторону. Кровь весёлыми каплями сбегала на снег. Юсика провела ладонью по своим губам и посмотрела.

– Ты...
– Слёзы вдруг брызнули у неё из глаз.
– Не смей!
– закричала она неожиданно тонким голосом и из всей силы, которая у неё ещё осталась, ударила его по щеке.

Сажин безучастно молчал.

– Не смей так больше делать! Как ты мог...
– Её трясло.
– А ну, дай

руку!

Юсика с неженской силой схватила его за руку и повернула к себе ладонью.

– Как ты мог... Держи так. Сейчас перевяжу.
– Она засуетилась.
– И не смей!.. больше... никогда...

ДЕНЬ ЧЕТЫРНАДЦАТЫЙ

ИНФОРМАЦИОННАЯ СВОДКА:

На сегодняшний день тысяча восемьсот сорок четыре человека прошли акватрансформацию. Летальных исходов нет.

Продолжаются поиски затерявшейся гляциологической партии. К настоящему моменту никаких следов партии не обнаружено.

Начата эвакуа...

10

Зал был огромен, и если бы не архаичные стационарные койки, в три яруса расставленные почти по всему залу и скрадывавшие его величину, он казался бы ещё необъятней. Ещё совсем недавно здесь выступал Косташен со своей труппой, теперь же зал стал своеобразной перевалочной базой, необходимым переходным мостиком между человеком и акватрансформантом.

Косташен лежал на одной из коек третьего яруса в самом дальнем углу. Противоположный угол зала был свободен от коек, и большая группа людей играла там в какую-то подвижную игру с мячом. Одам принципиально не смотрел в ту сторону: активному обезвоживанию он противопоставлял пассивное, как бы выражая протест против того произвола, который, с его точки зрения, творили над его личностью. Впрочем, была и вторая причина, скрывавшаяся в такой пассивной форме протеста, но в ней он не хотел признаться даже самому себе. Подобное поведение позволяло ему продлить период обезвоживания и, тем самым, отдалить страшащую его акватрансформацию.

В зал Косташен попал помимо своей воли. Именно благодаря тем самым неотвратимым обстоятельствам, которых так не любил и боялся. На следующее утро после разговора с Бриттой и молодыми людьми он ушёл из гостиницы и двое суток бродил в снегах в окрестностях города. Здесь он совершенно случайно наткнулся на Школьное. Детский городок с просторными учебными залами, жилыми коттеджами и большим стадионом с ледяным полем был покинут, мёртв и пуст. В ясельных коттеджах в нелепых позах навсегда застыли игрушки, через открытые двери в пустые классы ветер успел намести нетающую порошу, зато спальные комнаты были аккуратно прибранными, чистыми и такими же пустыми. Заброшенность детского городка произвела на Косташена такое жуткое впечатление, что он немедленно покинул его. Казалось, что люди отвернулись от него, ушли неизвестно куда, и он остался один на один со снежным кошмаром. И тогда он вернулся в город. Страх одиночества оказался сильнее страха перед акватрансформацией. Гостиницу уже полностью переоборудовали для акватрансформантов, и ему волей-неволей пришлось прийти сюда, на подготовительный пункт. И он пришёл. Молча, скрепя сердце, против своей воли. Как на казнь.

Внизу, прямо под ним, на койках расположилась небольшая компания, человек десять. Они что-то оживлённо обсуждали, но Косташен старался не прислушиваться. Вначале это удавалось, но затем разговор всё же привлёк его внимание. Трудно не слышать чужой разговор, когда в голове нет своих мыслей. Говорили о контактах с внеземными цивилизациями. Ребята были, в основном, молодые, горой стояли за их интенсификацию, и только средних лет щуплый мужчина с быстрыми весёлыми глазами и следами недавней регенерации волос на круглой, как шар, голове иронически их осаживал. Вначале разговор шёл вообще о принципах контактов как с гуманоидными, так и негуманоидными цивилизациями, затем перешёл на конкретные примеры. Долго обсуждали какие-то печальные события на Сказочном Королевстве, недобрым словом поминая при этом Картографическую службу, вскользь прошлись по полувековым наблюдениям за аборигенами Нирваны, причём круглоголовый не преминул иронически заметить: существует ли вообще цивилизация в этом сонном царстве? Кто-то вспомнил о запрещённом секторе в звёздном скоплении Кронидов, но разговор не поддержали из-за отсутствия информации, на которую Комитет по вопросам внеземных цивилизаций наложил вето, и как-то сразу перешли к обсуждению эффекта тростникового радиошёпота на Лапиде. Мнения по поводу естественности или искусственности сигналов разделились, на что круглоголовый снова с иронией заметил: как и пятьдесят лет тому назад при открытии радиошёпота. После этого вспомнили о последнем распоряжении КВВЦ о свёртывании работ и эвакуации базы гляциологов со Снежной Королевы в связи с обнаружением на планете проявлений псевдогуманоидной жизни. Рыжий сосед Косташена по койке, плотный коротышка, не в меру энергичный, был ярым сторонником радикальных способов вмешательства. С безапелляционным апломбом он громил все службы КВВЦ за их излишнюю мягкотелость и неприменение решительных мер в критических ситуациях.