Теранезия
Шрифт:
— Это дурацкий вопрос.
— Побалуйте меня.
— Зачем? Какой смысл игнорировать факты?
Прабир строго покачал головой.
— А я и этого и не предлагаю. Я просто хочу, что вы взглянули на происходящее здесь по-новому. Если бы вы только что попали сюда с одного из Британских островов, вооруженная безупречной теоретической подготовкой по эволюционной биологии, но при этом, тысячу лет не имев никаких контактов ни с кем восточнее Кале, то каково бы было ваше заключение о здешних растениях и животных?
Грант сложила руки на груди.
— Я отказываюсь работать, — сказал Прабир, — пока не получу ответа.
— Это похоже на то, — раздраженно ответила она, — что виды, подвергшиеся воздействию, изначально делили территорию со всеми остальными, затем были изолированы на каком-то удаленном острове и развивались параллельно в течение нескольких миллионов лет и теперь постепенно внедряются обратно. Доволен? Вот на что это похоже. Но на каком острове это могло происходить? — Она развела руками. — Уж точно не на этом: ты сам можешь за это поручиться. На всем архипелаге не найдется настолько изолированного и настолько неизученного острова.
— Вероятно, нет.
— Точно, нет.
— Ладно, — засмеялся Прабир. — Такого острова не существует! Все, что я хочу сказать, так это то, что если в свете озвученной вами версии все выглядит намного проще, чем сотня различных генов у сотни различных видов стройными рядами шагающих из прошлого, то мне очень трудно понять, почему это не приближает нас к истине.
Лицо Грант смягчилось — любопытство взяло вверх.
— Насколько приближает?
— Этого я не знаю.
Прабир переписал программу обработки графики так, чтобы она запускалась прямо на камере Грант. После обеда она выяснила, что вокруг полно плодоядных голубей с камуфляжем.
По всему полю видоискателя между голубями порхали бабочки. Рисунок на их крыльях кардинально изменился — приобретенная пятнистая имитация листьев и теней стала значительно менее броской, значительно менее симметричной и значительно сильней варьирующейся от особи к особи, чем предыдущие черные и зеленые концентрические полосы — но когда Грант, наконец, поймала одну из них, и Прабир посмотрел на туловище, он убедился, что это потомки насекомого, которого Прабир впервые увидел приколотым к доске в университетском кабинете отца.
Дротики с транквилизатором не годились для ловли насекомых, но у Грант имелся спрей на основе пчелиного яда, который мог временно парализовать бабочек, не убивая их. Воспользовавшись сетью, которая не давала насекомым упасть и стать добычей муравьев, им удалось собрать с полдюжины живых особей, как бабочек, так и голубей.
Вернувшись на корабль, Грант убила и препарировала одного голубя мужского пола, удалив яички и, работая уже под микроскопом, извлекла стволовые клетки и сперматоциты на разных стадиях созревания. Она надеялась поймать белок из Сан-Паулу в действии, хотя учитывая однородность голубей, казалось маловероятным, что он все еще провоцирует какие-либо радикальные изменения в их геноме.
Прабир оставил ее один на один с этим занятием и вышел на палубу. Стоя там и глядя на безобидные тени джунглей, он вдруг, замерев от облегчения, понял, насколько безболезненно прошел день. Сначала его отвлекала загадка измененных особей, затем — чисто физические усилия, направленные на сбор образцов, а в промежутке у него было времени, да и поводов тоже, чтобы зацикливаться на значимости этого
И хотя Теранезия оказалась не опасней любого другого острова, он все еще был счастлив, что держал Мадхузре подальше отсюда. Она могла много лет возмущаться его вмешательством в ее жизнь. Она могла обвинять его в том, что он стоит между ней и памятью о родителях. Но чуждые джунгли значили для нее еще меньше, чем для него, а он уберег ее от бессмысленных страданий, которые ей причинило бы копание в руинах кампунга. Мама тогда сказала ему: «Забери ее! Она не должна это видеть!» Он закончил то, что начал, когда они сели в лодку. Это было долгое путешествие, но теперь оно окончено.
Из кабины, хмурясь, вышла Грант, держа в руках свой планшет.
— Еще новости из Сан-Паулу, — сказала она. — Они усовершенствовали свою модель.
— И?
Она поставила планшет на ограждение перед Прабиром. На экране изображались две большие молекулы, связанные с нитями ДНК.
— Я не знаю, что с этим делать. Я надеялась, они найдут доказательства того, что какая-то часть белка похожа на транскрипционный фактор и распознают отключенные промоторы…
Прабир остановил ее.
— Я наверняка знал эти термины, когда был ребенком, но сейчас все, как в тумане. Вы не могли бы…
Грант кивнула с извиняющимся видом.
— Промоторы — это последовательность ДНК, которая расположена рядом с кодирующей областью гена и является частью фактического описания белка. Транскрипционные факторы связываются с промоторами для инициации копирования гена в РНК, которая потом используется для изготовления белка: «выражает ген».
Если ген случайно дублируется, мутации, которые накапливаются в одной из копий промотора, могут со временем остановить процесс ее выражения. Чтобы определить ген, который стал неактивным таким образом, нужно что-то, что способно связываться с поврежденным промотором, что-то примерно такой же формы, как транскрипционный фактор, но менее требовательный. Чтобы потом вновь активировать ген, можно воспользоваться одной из возможных стратегий: или обрабатывать основание за основанием, исправляя мутации в промоторе или вырезать все целиком и встроить неповрежденную версию.
— Хорошо, — сказал Прабир, — я понял. И что там обнаружили специалисты по моделированию?
Грант нажала кнопку на планшете, чтобы анимировать изображение.
— Эта чертова штука просто ползает вдоль нити, вызывая хаос во время репликации ДНК. Обычно происходит так: двойная спираль раскручивается, нити разделяются, а ДНК-полимераза движется вдоль, приклеивая к каждой из них новую комплементарную цепочку из свободных оснований. А белок Сан-Паулу скользит вдоль каждой отдельной нити, разрезая их на отдельные основания, одновременно с этим склеивая совершенно новую нить ДНК, которая замещает разрезанную. А потом появляется ДНК-полимераза и дублирует это.