Терапия
Шрифт:
— Мама, это твоя подруга?
Если бы этот парень только знал, как далеки от реальности его слова.
— Нет, дорогой, мы не друзья. Но мама давным-давно ходила с ней в школу. Мама хотела, чтобы она была ее подругой.
Что?
Элизабет Брант официально сошла с ума. По какой-то причине меня это бесит, и я просто хочу ударить ее, но не могу, потому что это похороны, и она держит маленького мальчика.
— Я не собираюсь говорить о нас перед твоим ребенком, но не говори то, что не имеешь в виду, просто чтобы сгладить ситуацию,
Я прохожу мимо нее по направлению к машине, и она говорит:
— Ты права. Я не хотела. Я теперь не та, какой была раньше. Все, что я хочу сказать, что если бы я могла, то сделала бы другой выбор. Мой собственный ребенок изменил мою жизнь и прости за то, кем я была раньше. Прости меня за все.
Я не оборачиваюсь. Я не могу. Не могу простить ее прямо сейчас. Я возвращаюсь к машине и сажусь.
— Поехали.
— Почему? Что случилось? — спрашивает Кингсли, и его глубокие синие глаза смотрят на меня с беспокойством, как будто ему нужно убедиться, что я невредима, в безопасности.
— Это была ошибка, вот и все.
— Джессика, ты пришла сюда, не для того чтобы просто развернуться и уйти.
Я скрещиваю руки на груди и наклоняю голову назад.
— Я знаю. Это просто слишком, и я действительно не думаю, что смогу пройти через это.
Я замечаю, что люди, идут к своим машинам и уезжают.
— Ну, думаю, в любом случае, все закончилось, — говорю я.
Кингсли заводит машину, и мы ждем, пока другие уезжают. Я смотрю на лица людей, проходящие мимо нас, некоторые знакомые, другие нет. Затем я вижу его. Джейса. Он разговаривает с Викторией. Она кивает, обнимает его и уходит. Он поворачивается назад, в сторону могилы, и я вижу, как он встает на колени рядом с другим камнем. Это могила его сестры.
— Кингсли, я знаю, тебе это не понравится, но я хочу увидеться с ним, прежде чем мы уедем.
Он вздыхает и разворачивает машину.
— Ладно, иди.
Я наклоняюсь и нежно целую его заросшую щетиной щеку.
— Я люблю тебя, ты знаешь это? Ты удивительный.
— Ладно, ладно, Джессика. Иди, пока я не передумал.
Я иду по мягкой траве, слушая биение сердца в своих ушах. Я нервничаю, и мне страшно.
— Джейс.
Он оборачивается, и на его лице появляется удивление, при виде меня.
— Джесс?
— Привет, — говорю я просто.
Он встает.
— Что ты здесь делаешь?
— Я просто хочу быть здесь. Я не знаю, просто чувствовала, что должна быть здесь.
— Почему?
Он выглядит таким растерянным, и измученное выражение на лице разбивает мое сердце.
— Я сожалею. Может быть, это была просто ошибка. — Я начинаю оборачиваться, и он говорит:
— Нет, не уходи.
Я останавливаюсь и поворачиваюсь назад.
— Ты уверен?
— Уверен.
— Хорошо.
Он протягивает руку, и как только наша кожа соприкасается, я переношусь назад в прошлое.
— Помнишь тот день, когда я привел тебя сюда? — спрашивает он.
— Да, конечно помню.
— Я был здесь недавно и принес цветы.
Красивые фиолетовые цветки стоят в вазах на каждой стороне надгробного камня.
— Они великолепны.
Он смотрит на меня, и грусть в его глазах грозит захлестнуть меня.
— Где ты это взяла?
— Взяла что? — спрашиваю я, запутавшись.
— Эту брошь. Снежинку. — Он указывает на мой пиджак, и я смотрю вниз, прикасаясь к ней пальцами.
— Ах, этот? Это был подарок.
— От кого? — он выглядит встревоженным, почти сердитым.
— Что, Джейс? В чем дело? Маленькая девочка, что жила по соседству со мной в школе дала ее мне.
— Это невозможно, — говорит он.
— Почему это невозможно? Ты немного меня пугаешь.
— Я подарил точно такую же брошь, Женевьев давным-давно. Она была на ней, когда мы ее похоронили, — говорит он, и он выглядит так, как будто увидел привидение.
Неужели он думает, что это та же самая брошь?
— Джейс, это безумие. Я уверена, что в этом мире есть тонны таких брошек. Не похоже, что они только сделали одну. Ты просто взволнован, и твой мозг сыграл с тобой шутку. Я могу снять ее, если тебя это беспокоит.
Его выражение замученное, и он качает головой.
— Я думаю... я не знаю. Может быть, ты права. Может быть, я схожу с ума. — Я никогда не видела Джейса таким побитым. Мне придется бороться с желанием подойти к нему, чтобы обнять его и сказать ему, что все будет хорошо. Это не мое место. У него есть Виктория, и у меня есть Кингсли.
— Слушай, я пришла, потому что хотела сказать тебе, что сожалею твоей потере. Я знаю, что твоя мама ненавидела меня, но она твоя мама, и я знаю, что ты любил ее.
— Спасибо, Джесс. Я действительно ценю это.
Его телефон вибрирует, и он вытаскивает его из кармана.
— Эмм, я должен ответить. — Он выглядит жалко, но это хорошо. Я не хочу быть свидетелем его боли еще больше. Я сказала, что мне нужно сказать.
— Да, конечно. Все нормально. Мне все равно нужно ехать.
— Ладно. Спасибо, Джесс, и, пожалуйста, береги себя.
Его слова звучат пусто, и я вижу, как сильно он пытается сдерживать себя.
— Ладно, пока, — говорю я и ухожу.
Я возвращаюсь к машине, и Кингсли немного расстроен.
— Все в порядке, мы можем ехать.
— Ладно, тебе не нужно еще где-нибудь остановиться, пока мы здесь? Ты действительно не хочешь увидеть своих родителей? — спрашивает он. Мы говорили о моих родителях несколько раз, и я рассказала ему о наших несуществующих отношениях, но думаю, что он все еще надеется, что я изменю свое решение. Мне нравится, что он призывает меня к тому, чтобы иметь стабильные отношения, но я просто не готова бороться с ними. Пока еще не готова.