Терешкова летит на Марс
Шрифт:
…Доехали. Аляповатое фойе «Железнодорожника», кондитерское сумасшествие гранита, и трубки ламп дневного света, как ноты разума, позднее вклинены в ажурный потолок. Лампы еще советские: где-то чуть голубоватого оттенка, где-то розоватого, и это забавно. Разве что губы в таком свете не очень хороши от красного вина. Поэтому Паша в первую очередь вывинчивает пробки из белого, да как мастерски: «Выгонят из большой авиации — пойду барменом», ха. Фуршет перед «заседанием» начинается. Сегодня прибывшие гости — сначала немного, потом все больше — благостны и веселы,
Максим встречал каждого, великосветски раскланивался, расспрашивал о делах, порой и о семье, — он помнил, у кого какой бизнес, и ручкался со всей элитой города. Нет, этот не пропадет.
— А правда, что планируется открытие рейса в Санкт-Петербург? — спрашивала, например, черноволосая дама в очках, исполненная великолепной вороньей сухости. Кажется, директор модельного агентства.
— Увы! Пока нет, но мы рассмотрим этот вопрос. — Максим вышколенно улыбался.
— Очень жаль! В будущем месяце мне придется там бывать, очень не хотелось бы другими компаниями, не хотелось бы рисковать…
И тут вошла Она. Столь прекрасная, что Паша и не узнал, остановившись с бутылкой. Ольга походила на кинозвезду. Ей очень интересно подняли прическу, макияж выразительно подчеркнул глаза — серые «в миру», теперь они казались бирюзовыми; верх открыт, и даже диадема. И длинное светлое платье в крупных голубых цветах. На Нее смотрели все.
Ольга двигалась по залу, словно в намагниченном пространстве. Нашла глазами Пашу. Сияющий взгляд.
— Ольга Евгеньевна, здравствуйте! — К ней подбежал Максим, поклонился, поцеловал руку. — Спасибо, что пришли украсить наш вечер. Бокал вина?
— Благодарю.
Подошел Павел с тремя бокалами золотистого муската. Сделали по глотку.
— Передавайте большой привет господину Львову, — мягко наговаривал Максим. — Как у него дела?
— Спасибо, все в порядке.
— Когда же вы воспользуетесь золотой картой клиента, Ольга Евгеньевна? Когда мы увидим вас на борту лайнера «АРТавиа»?
Великосветское продолжалось минуты четыре, прежде чем Максим увидел областного министра здравоохранения и начал раскланиваться:
— Я вынужден вас покинуть…
— Но ненадолго. — Капризно-властно Ольга подала руку. — Мне будет не хватать вашего общества!
Улыбнулись.
— Как ваше настроение, Ольга Евгеньевна? — Интонацией Павел удачно спародировал шефа.
— Просто чудесно!
Они глотнули вина, со смеющимися глазами.
Затем, прогуливаясь, отошли в угол фойе. Постояли, убедившись, что за ними не наблюдают. Ольга оставила Павлу свой бокал и скользнула за резные двери. А Паша, улыбаясь гостям, отправился откупоривать красное.
В зал перейдут минут через десять: у Ольги достаточно времени. Изящная ее сумочка набита сложенными вчетверо листами. Эти листы она положит на каждое кресло. Посторонних в фойе нет, все как на ладони, и выяснить, кто зашел в зал раньше остальных, будет нереально…
В листах немного текста, разные шрифты, словом — все для удобства читателей. Игорь распечатывал их весь
А что? Доставка адресная, каждый, кто пришел на собрание клиентов, поднимет и развернет листочек. И не будет же Максим носиться по рядам и отбирать. Хотя он, Паша, он бы посмотрел на такое зрелище.
В бокале Ольги теплилось еще немного вина. И прежде чем выпить, Павел чокнулся с огроменным имперским зеркалом.
«За нашу победу».
XIII
Сквозь пыльные стекла фонарь заглядывал в подъезд — на третьем этаже особо настойчиво, а потому все это пространство походило на лунную колбу, с возгонкой теплого воздуха. Снизу тянуло подвалом, канализацией, бесприютной старостью. На лицах лежали толстые стекольные отсветы, неживые, как на древних выгоревших снимках. Игорь и Паша сидели прямо на ступеньках, постелив газеты, — нахватали внизу из ящиков. Композиция требует бутылки портвейна. Но портвейна не было.
Помолчали — еще и еще.
— Блин, да сколько можно! — взорвался Павел. — Мы сидим тут сорок минут! Позвони ему, где его черти носят?
— Павлик, не кипятись. Нервные клетки не половые — не восстанавливаются.
Если бы Данила оставил им ключи от бабкиной квартиры — все равно они оттуда не вылазят, — как было бы хорошо. Не пришлось бы торчать на лестнице, как встарь. Это же раньше, в домобильную эпоху, куковали часами в условленных местах, опустивши букеты, опаздывали, теряли друг друга в аритмии большого города. Сейчас все на связи. Таких нестыковок больше не бывает… или бывает, когда отдельные личности — балбесы.
Они созванивались с Данилой весь день, договаривались о времени, деталях, ибо дело серьезное. На беду, было у Данилы и другое серьезное дело, но раньше. Конечно, очередная тусовка ролевиков — это святое, но по телефону Данила клятвенно заверял, что освободится в восемь… в девять… Когда дошло до половины десятого, язык его уже откровенно заплетался.
И вот десять, и сидеть перед запертой дверью, в легком бешенстве: а приедет ли этот мудак вообще. Ладно, все можно было бы сделать и без него. Но, как назло, все бумаги и прочее важное заперто в квартире.
Казалось бы, Игорь должен психовать больше всех, но нет: с юморком даже, доставал из-под себя свинцово слепенький газетный лист.
— О! Гороскоп. Овны. Вот, про тебя, слушай. «Этот день благоприятен для новых начинаний, для проектов в сфере бизнеса, а вот от путешествий лучше воздержаться». Интересно, наше дело — оно из сферы бизнеса?
— Сказано же — день, а не ночь.
— Тоже верно. Так. Стрельцы…
Павел не слушал. Неприятно ныли ноги, обездвиженные да в продуваемом подъезде, хотя на улице теплело день ото дня, и колотилось с крыш, и оглушительное крошево само, случалось, начинало ехать по железу. Но не теперь. Вечер все заморозил обратно, и фонарь пронзительно смотрел через выбеленные ледовые призмы.