Терминатор – 3 (с половиной)
Шрифт:
Джон покачал головой. По его мнению, половина обитателей их трущобного квартала не заслуживали и кончика ногтей его матери, а вторая половина вообще ничего не заслуживала, кроме естественно, презрения и девяти граммов свинца.
– И что ты только находишь в таких ублюдках, как этот хмырь за окном?
– укоризненно спросил Джон у своей матери.
– Как что, кошельки и кредитные карточки, конечно, - ответила та, связывая свои непокорные волосы в пучок.
– Ты вообще-то иди отсюда, в этой дыре нас никто никогда не найдет, даже твой страшный терминатор, про которого ты почему-то вспоминаешь
– Как знаешь, мама, я тебе предупредил, - хмыкнул Джон, открывая железный ящик с оружием. Спустя три минуты, вооружившись, как агрессор, собирающийся напасть на беззащитную, и оттого вдвойне опасную страну, уже порядком подросший Джон Коннор вышел из дома. Сзади за ним волочился старинный пулемет «максим», купленный по случаю на дешевой распродаже. На спине в школьном рюкзачке покоилась небольшая базука, плюющаяся лимонками, а на груди висел обрез АК-47 без приклада. На бронежилете, искусно выполненном в виде майки с гадким утенком., красовалась душераздирающая надпись «Ваша слово, товарисч Штык». На боку болтался сам штык, иззубренный и заржавевший до такой степени, что любой врач, дезинфицирующий инструменты перед операцией, пришел бы в ужас.
– Эй, Коннор, ты куда собрался, - визгливый голос старой леди, жившей над Коннорами, и следившей за всем, что творилось в округе с помощью бинокля, заставил Джона вздрогнуть.
– Опять магазин пошел грабить, мразь такая! Я все вижу, высоко сижу, далеко гляжу.
– Ну, все, старая курва, - подумал Джон, швыряя в окно парочку гранат.
– Хрен тебе, - подумала старая курва, натягивая каску и противогаз.
Раздался взрыв, разнесший полстены дома. Старая леди в противогазе и каске, сидевшая на чугунном кресле - качалке (пока его тащишь, накачиваешься), в изумлении узрилась на расстилавшееся перед ней облако пыли из красного кирпича, поднявшееся над гранатотворным курганом, похоронившем под собой безвестного ухажера Сары Коннор. Ее косматые патлы, торчащие из-под противогаза и каски, делали ее похожей на ведьму, надевшую противогаз и каску.
У Джона при взгляде на нее проснулась жалость.
– Жалко времени нет, - подумал Джон Коннор, шагая навстречу приключениям.
– Да и патроны тоже жалко.
Он ловко обогнул магазинчик старого китайца Ху Йа Мона, в котором вчера набрал товаров в кредит, и смело направился к штрафной автостоянке, являющейся местной достопримечательностью. Таковой ее сделали планировщики города, проведя всего лишь одну дорогу до свалки, вокруг которой и принялись возводиться дома, а сама свалка стала автостоянкой, да и то, дорога была с односторонним движением. Благодаря этому, отсюда никто не мог никогда вывезти свою машину, а местные жители, быстро смекнувшие, что к чему, разбирали их на части и продавали под видом автомобильных конструкторов.
Но Джона подобные запреты не останавливали. Он уселся за руль пригнанного недавно «Порше» и, бросив гранату в охранника стоянки, не хотевшего открывать ворота, направился в город по дороге с односторонним встречным движением.
Из этого района, дружно прозванного обитателями гадюшником, так давно никто не пытался вырваться по дороге, пусть даже и с нарушением правил дорожного движения,
– Ах, зараза, чтоб его!
– вскричал полицейский, выронив свой бутерброд в грязную лужу.
– За ним!
– Но Джим, а как же наш завтрак?
– спросил его второй патрульный.
– Засунь его себе в ..., - порекомендовал ему Джим, продемонстрировав удивительные познания в человеческой анатомии, а именно взаимосвязи между началом мозговой извилины и концом прямой кишки напарника.
Тот, выслушав эту фразу, с отвращением выбросил гамбургер в ту же лужу и уселся за руль патрульной машины. Натужно взревев как старый унитаз, патрульная машина тронулась с места вслед Джону Коннору.
– Внимание всем постам!
– принялся бубнить напарник Джима в полицейскую рацию. Говорит сержант Полищук, немедленно задержать красный «Порше», нарушивший правила дорожного движения и двадцать шестую поправку к Конституции о праве полицейских на обед. Судя по всему, богатая нажравшаяся сволочь вконец охренела!
– Ты не в России Полищук, мать твою, - отозвалась рация, тут постов нету, тут мобильные пункты задержания капиталистических нарушителей!
– Заткнись, Кац, выполняй свою работу, - отозвался Полищук.
– Если б не я, ты бы сейчас лес валил в Сибире.
– Если б не я, ты бы валил лес вместе со мной, - сообщил неведомый Кац.
– А ну заткнуться, мать вашу!
– вмешался в разговор Джим.
– Я вам устрою эммиграционные разборки! Завтра же добьюсь у капитана, чтобы вас послали патрулировать в Гарлем.
– А ты мне не указывай, империалистическая свинья, - заявил сержант Полищук и разрядил в своего напарника револьвер.
– Товарищ Кац, мне пришлось ухайдокать Паркинсона, он мог разрушить нашу явочную связь.
– Идиот!
– возмутился тот.
– Ты уже в третий раз пристреливаешь своего очередного напарника, это вызовет подозрения!
– Если я пойду патрулировать в Гарлеме, где ошивается русская мафия, меня сразу все узнают, и разоблачат. И тогда, товарищ Кац, Вы первый пойдете на электрический стул с тефлоновым покрытием.
– Ублюдок, черносотенец хренов, пидарас недобитый, - понеслась ругань из рации.
– В последний раз покрываю твою задницу, еще кого-нибудь грохнешь, я тебя собственными руками растефлоню!
– Служу Советскому Союзу, тьфу черт, ридной Украйни!
– вытянулся перед рацией Полищук.
– Я вашу доброту, товарищ, вовек не забуду!
– Идиот! Мы работаем на Израиль!
– донеслось из рации.
– Что?
– взревел Полищук.
– Я что, на жидов работаю?
– А ты что, не знал?
– искренне удивился неведомый Кац.
– Ах, да, я же забыл тебе сказать, извини. И не надо так орать, мне и без этого прекрасно слышно.
– Ах вы члены обрезанные!
– продолжал бушевать Полищук.
– Я можно сказать родину продал из-за таких, как вы! Да я лучше на арабов пойду работать!
– заявил он и, грохнув ненавистную рацию об обшарпанную стену дома, выкинул тело своего напарника в ближайший мусорный бак, после чего направился на машине в сторону посольства Ливана.