Тернистый путь
Шрифт:
— Пойдем домой!
— Пойдем!
Таким людям, как муж и жена Букасовы, очень трудно бывает начать объяснение, но, начав, они распутывают все самые сложные узлы с завидной быстротой и легкостью. Когда архитектор и его жена подошли к повороту на свою аллею, все между ними было уже выяснено. Интересная блондинка из бассейна оказалась инструктором по плаванию и нырянью, мастером спорта и к тому же бабушкой, внуки которой, в свою очередь, уже успели стать мастерами спорта. Над мохнатыми ушами и красноречивыми рацеями режиссера Голуб-цова
Они шли взявшись за руки и вдруг увидели идущую к ним навстречу Софью Максимовну Клиппс. Она улыбалась, и ее ехидно-значительная улыбка означала: рано обрадовались, голубчики!
Тогда Букасов нагнулся к Тобику, важно перебиравшему своими маленькими ножками в лохматых, неизъяснимо грязных «штанах», и тихо, так, чтобы никто другой не слышал, произнес короткое, понятное только хозяину и его собаке слово — нечто среднее между «куси» и «взы»! И кроткий Тобик мгновенно преобразился в злобно-рычащий, лающий, подпрыгивающий на месте и задыхающийся от ярости комок шерсти! Казалось, что у него лает, рычит и задыхается каждая его шерстинка.
— Уймите вашу собаку! — нервно сказала Софья Максимовна. — Я не могу к вам подойти. Я боюсь!
Однако Тобик не унимался. Он выполнял приказ.
Когда оскорбленная в своих лучших намерениях Софья Максимовна надменно удалилась, Букасов взял продолжавшего по инерции содрогаться и рычать Тобика на руки, а Елизавета Георгиевна погладила его по спине и сказала:
— Спасибо, Тобик!
ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ ПРИЕМ
(Из услышанных разговоров)
В кондитерской на Петровке встретились две молодые женщины. Одна — блондинка, хорошенькая, другая— брюнетка, так себе. Встретились и защебетали:
— Наташа!
— Надюша!.. Здравствуй, милая!.. Как я рада тебя видеть!.. Обожди, я тебя вымазала, дай сотру!.. Отойдем в сторонку, а то затолкают!.. Вот сюда!.. Ну, рассказывай!
— Нет, ты сначала Только прежде всего ответь, как человек — человеку почему ты не звонишь?
— А почему ты не звонишь?! Я ведь такая закрученная, такая заверченная!
— Она — закрученная, она — заверченная! А я, по-твоему, не закрученная?! Давай признаем в порядке самокритики, что мы обе хороши. Подруги, называется! Живем в одном городе, а встречаемся раз в год, и то случайно.
— Москва, Надюша!
— Не вали на Москву, не вали! Имей мужество признать ошибку
— Ты, я вижу, все такая же!.. Ладно, признаю. И бог с ней, с самокритикой. Давай говори про себя все. Как живешь, Надюша, что делаешь, чем дышишь?
— Живу хорошо, делаю общественно полезное дело, дышу воздухом. А если конкретно, то по-прежнему преподаю английский язык своим душкам военным. А ты?
— По-прежнему преподаю русский язык!
— По общественной линии, значит, все выяснили. Переходим — личное. Как с личной жизнью, Наташка?
— А у тебя?
— У меня — никак! Холостячка,
— А я замуж вышла!
— Что ты говоришь? Поздравляю, Наташенька!.. Нет, ничего, у меня химическая, без следов!.. За кого же это тебя угораздило?
— За моего ученика!
— Как?.. За мальчика?!
— Ну, он не совсем мальчик. Ему — двадцать семь. Я ведь теперь преподаю в институте иностранцам… в общем, студентам и аспирантам. Ну и вот… в общем, он у меня чех. Его зовут Зденек.
— Боже мой, какая новость! Расскажи же, как это все получилось у вас?
— Так вот и… получилось!
— Обожди! Роман у тебя был с ним?
— Как тебе сказать… скорее не роман, а… такой, в общем, педагогический случай… Мне, в общем, много пришлось повозиться с ним!..
— В каком плане повозиться, Наталья?
— В плане чисто педагогическом. Понимаешь, он у меня в группе был самым отстающим. Такой тупица, ужас! Другие уже свободно разговаривают, и с грамматикой у них все в порядке, а Зденек всю группу тянул вниз. У меня даже неприятности из-за него были с дирекцией. Представляешь?
— Представляю!
— Ну и вот… я решила его обязательно вытащить. Стала с ним индивидуально заниматься. Он даже домой меня ежедневно провожал из института, чтобы по дороге для практики разговаривать по-русски. По воскресеньям тоже встречались… для практики. И в театры я его водила для практики, главным образом в Малый, на Островского. Так потихонечку, полегонечку и…
— Вытащила?
— Не то что вытащила, а, понимаешь, сама попалась… влюбилась в него без памяти… Ну а потом… он объяснился, конечно!
— По-русски объяснился?
— По-русски для практики. И можешь себе представить — без одной ошибки все сказал, как надо! И произношение отличное! И вообще оказалось, что Зденек — ты подумай, какой хитрец! — лучше всех в группе знает русский язык и лишь притворялся, что плохо знает. Чтобы встречаться со мной частным образом. Чтобы, значит, я с ним индивидуально занималась. А я, дуреха, не могла сразу разобраться. Потом-то разобралась, да уже поздно было! Ты что такая мрачная стала, Надюша?
— Нет, ничего!
— Я же вижу!.. В чем дело, Надюша?..
— Понимаешь… у нас в академии есть один майор… Но он, проклятый, лучше всех в группе идет по английскому… так что твой блестящий педагогический прием к нему, увы, неприменим! И это, как говорится, очень жаль! Между прочим — нас слушают!..
Они покосились на меня и стали разговаривать шепотом. Мне пришлось удалиться.
НЕДЕЛИКАТНОСТЬ
За столом нас было четверо: хозяин дома, директор местной школы Георгий Анисимович, бывший моряк — офицер, его жена Мария Петровна, тоже местная учительница, ее родная тетка Пелагея Степановна, знаменитая во всей округе (да не только в округе, а куда пошире!) колхозная доярка, и я.