Терновая цепь
Шрифт:
– Лейли, я должен тебе кое-что сказать.
Она немедленно насторожилась.
– В чем дело?
– Я не мог оставить Кортану в доме, – произнес он, – и не мог носить ее с собой по причине появления неких довольно… неприятных посетителей.
Они проезжали мимо Гайд-парка, и за окном мелькали заснеженные кроны деревьев.
– Демоны?
Алистер кивнул.
– Рейвенеры, – ответил он. – Демоны-шпионы. Я бы с ними справился, если бы жил один, но Maman… Но ты не волнуйся, – быстро добавил он, заметив выражение ее лица. – Томас помог мне спрятать меч. Я не буду говорить тебе, где
У нее вертелся на языке вопрос, но она понимала, что ей нельзя знать, где находится Кортана. Это могло показаться глупостью, но она ужасно скучала по своему любимому мечу. «Я так сильно изменилась, – подумала она, – и теперь даже не знаю, выбрала бы меня Кортана снова. Даже если бы я была свободна от Лилит». Она почувствовала себя несчастной.
– Томас помогал тебе? – вслух произнесла она. – Томас Лайтвуд?
– О, смотри, мы уже приехали, – искусственным бодрым голосом воскликнул Алистер, распахнул дверь и спрыгнул на тротуар еще до того, как кэб остановился.
– Алистер! – воскликнула Корделия и последовала за братом. Но он, казалось, ничуть не пострадал после своего рискованного прыжка и уже расплачивался с кучером.
Она остановилась и посмотрела на дом матери. Он ей нравился – строгий белый фасад, черные цифры «102» на правой колонне; ей нравился и тихий, зеленый сквер рядом. «Но это не мой дом», – думала она, поднимаясь по ступеням следом за Алистером к блестящей черной двери. Это было жилище ее матери, убежище, где можно было спрятаться от житейских бурь. Только на Керзон-стрит она чувствовала себя по-настоящему дома.
Было похоже, что Райза ждала у окна, потому что им даже не понадобилось звонить: входная дверь распахнулась, и старая служанка затащила их внутрь. Она с негодующим видом указала на чемодан Корделии, стоявший посреди холла.
– Он просто появился, прямо из ниоткуда, – проворчала она, обмахиваясь кухонным полотенцем. – Только что здесь было пусто, а потом «пуфф»! Это было потрясение, скажу я вам. Tekan khordam.
– Прости, Райза, дорогая, – воскликнула Корделия. – Уверена, Магнус не хотел тебя напугать.
Райза продолжала ворчать, а Алистер поднял чемодан и потащил его вверх по лестнице.
– Что ты себе такого купила в Париже? – кряхтел он. – Живого француза?
– Потише, он спит, – прошептала Корделия. – Он не говорит по-английски, зато умеет петь Frere Jacques [28] и готовить превосходные crepes suzette [29] .
Алистер недовольно засопел.
– Райза, ты не собираешься помочь мне с этим?
28
«Братец Жак» – французская народная песня XVIII века.
29
Блинчики Сюзетт – французский десерт, состоящий из блинов с соусом из карамелизированного сахара, масла, апельсинового сока и цедры, которые
– Нет, – отрезала Райза. – Я собираюсь отвести Лейли к Соне-ханум. Госпожа почувствует себя лучше, увидев дочь.
Корделия сбросила пальто, с виноватым видом помахала брату и проследовала за служанкой в спальню матери. Прежде чем заглянуть в полутемную комнату, Райза приложила палец к губам, затем сделала знак Корделии войти и закрыла за ней дверь.
Глаза не сразу привыкли к полумраку. Комната была освещена только сиянием небольшой лампы и огня, горевшего в камине. Сона полулежала в кровати, опираясь на гору разноцветных подушек, и держала в руке книгу. Корделии показалось, что за неделю ее живот стал больше, лицо пожелтело, а глаза провалились; но она радостно улыбнулась дочери.
Корделия снова ощутила жгучий стыд.
– Maman, – всхлипнула она и, бросившись к кровати, осторожно обняла мать.
– Я рада тебя видеть, – сказала Сона, погладив дочь по волосам.
– Прости меня, Maman. Я поступила отвратительно, когда бросила тебя…
– Прекрати. – Сона отложила книгу в сторону. – Ведь я сказала тебе, что ты должна поступать так, как велит тебе сердце. Искать свое счастье. И ты, прислушавшись к голосу сердца, поехала в Париж. Что же тут отвратительного? – Взгляд ее темных глаз остановился на лице Корделии. – Когда-то я считала, что самое главное в жизни – это терпеливо переносить все испытания, оставаться сильной. Но со временем несчастья… разъедают душу.
Корделия села на стул у кровати и взяла мать за руку.
– Это действительно было так ужасно, с Baba?
– У меня была ты, был Алистер, – ответила Сона, – поэтому мне не на что жаловаться. А что касается твоего отца… сейчас мне остается лишь оплакивать ту жизнь, которой у нас не было, но которую мы могли бы прожить, если бы он не… если бы все сложилось иначе. Но ты не можешь спасти другого человека, Корделия, – добавила она. – Он должен спасти себя сам – конечно, если это возможно.
Мать вздохнула и посмотрела на пламя в камине.
– Этим летом я приняла решение переехать в Лондон, – продолжала Сона, – чтобы сохранить нашу семью. Чтобы вызволить из беды твоего отца. И мы это сделали. Ты сделала. Поэтому я всегда буду гордиться тобой. – Она задумчиво улыбнулась. – Но теперь все кончено, и нам нет нужды оставаться здесь. Пора задуматься об отъезде.
– Ты хочешь вернуться в Сайренворт?
Так назывался их загородный дом в Девоне, в котором сейчас никто не жил; мебель накрыли чехлами, окна завесили тяжелыми шторами. Корделии было странно думать о возвращении туда.
– Нет, Лейли, в Тегеран, – ответила Сона. – Я уже очень давно не общалась со своими тетями и кузинами. И поскольку твоего отца больше нет…
Корделия молча смотрела на мать. Тегеран, где мать родилась; Тегеран, историю и язык которого она знала как свои пять пальцев, но не помнила этот город и была не очень хорошо знакома с его обычаями.
– Тегеран? – повторила Корделия. – Я… но мы живем здесь. – Она была так потрясена, что с трудом подбирала слова. – И мы не можем уехать сейчас. Мы нужны лондонскому Анклаву…