Терновый венок надежды
Шрифт:
– Я, просто, хочу, чтобы ты поверила, что я, и все вокруг,- настоящие!
И так было каждый раз, когда начиналась эта тема.
...
Но а дальше... пришел день, когда мой Шон сумел выстрелить словом в самое сердце, заставляя дрогнуть даже самые далекие, непоколебимые струны этого моего упрямства, и... уступить.
– Посмотри на нашего ребенка. Посмотри на своего сына. Подумай, если он не настоящий, а выдумка - то стоит ли рискнуть и проснуться, ради того, чтобы выбраться из-под земли и дать ему и себе шанс на настоящую жизнь, а не в твоих грёзах? А если, все же, мы говорим тебе правду, и мы - не вымысел, не плод
***
Это было погружение, словно в кислоту. Словно добровольно одеть рубаху смерти и ждать пока та придет и заберет...
Я разучилась это делать. Я разучилась спать. Так сильно и долго сопротивлялась этому состоянию, нужде, тяге, что теперь уж совсем забыла, как это происходит, как это делается.
Страх заживо свежевал меня, доводя до жуткой лихорадки, дрожи в конечностях, а безумие едва ли не заставляло выть. А что, что, если... Шон ошибся? Что если вся эта длинная, долгая история, весь этот тернистый путь, от самой Баттисты до Таддеуса, - вымысел? И никого не было в моей жизни, кроме умершего Ферни и предателя Аско?
Ни тебе того же Томы, какой бы он не был, ни дружбы с Ивуаром, ни Доминика и его поддержки, ни Вителеццо и его предательства, ... ни Матуа и той нашей трепетной дружеской связи, ни ... моего горячо любимого Шона. Ни нашего дитя... и Жо. Что если... весь этот чертов мир, пусть и полный заусенцев, шероховатостей и боли, но вместе с тем светлый и добрый, счастливый, в конце концов, для меня, - выдумка? Что если, ... сейчас я, в очередной раз сомкнув веки и силой, с той самой, с которой выкорчевала из себя нужду спать, заставлю погрузиться себя в телесный покой и сновидения, подписывая приговор собственному счастью?
Собственноручно, на пике своего рая, разрубить все канаты, как когда-то рубила, борясь с измышлениями, и вновь всё потерять. А дальше что? Снова начинать свой тернистый путь с нуля?
Я боюсь. Отчаянно боюсь, сильнее смерти или дальнейшего заточения в земли. Страшнее всего - всех их потерять. Всех, без исключения...
Но Шон прав. У меня есть сын. И я обязана ради него поступить, совершить сей столь жуткий, зверский поступок, дабы нащупав реальность, наконец-то дать оному право на настоящую жизнь, а не миражи и надежды.
И вновь я закрываю веки, меряя усердиями тишину, погоняя в голове ветер, душа мысли и утихомиривая нервы.
... считаю овец.
Прошло, наверно, несколько дней, прежде чем мои усердия, силы стали побеждать упрямство и страх. Та магия, что давала мне возможность творить чудеса и сопротивляться естественной нужде плоти и разума в отдыхе, сейчас услышала меня... и поддалась.
Еще миг - и вдруг завертелись необычные картины в голове, склеиваясь в странный калейдоскоп обрывочных воспоминаний и измышлений. Попытки куда-то бежать, от кого-то прятаться, и вдруг я оказываюсь под землей. Нет, не лежу, как прежде. А стою, в полный рост, да только везде, и над головой - плотная толщь земли, а руки
И вдруг новый водоворот - и я уже бегу по чистому полю, к пяти могилам. Мой Шон - рухнула я на колени и начинаю грести руками захоронение. Вот только в этот раз никто уже не сопротивляется. Никто не бросается ко мне, силой пытаясь прервать жуткие, запрещенные действия. Тягучие минуты, руки в крови, а воля еще тверже - и появилась чья-то кисть. Но это не Крег. Рука женская... а вот и вовсе - драгоценный перстень. Узнала. Тот самый, который мне подарил Фернандо. Это - моя рука?
Поднимаю взгляд вверх - и уже стоит мой первый муж около меня, пристальный взгляд в глаза, загадочно улыбается. Но затем вдруг его губы исказило отвращение. Полный пренебрежения, негодования взгляд обрушился на меня.
– Ты все-таки меня предала.
– ЧТО?
– нервно дернулась в сторону.
– Ты же умер! Умер! И сам приказал жить дальше! Слово с меня взял!
– И ты послушала!
– Это несправедливо! Не смей!
Вмиг исчез, словно тень в полдень, а за моей спиной внезапно появился кто-то иной.
Резко обернулась.
И вновь мой Фернандо, вот только уже совсем иной, такой, каким я помню его при той, нашей далекой, тайной встречи, на Аетфе.
Нежно улыбнулся.
– Не слушай его. Это - твой страх, твоя совесть. Они глупы. Глухи... и слишком слепы. Я рад, что ты меня отпустила. Я обрел покой. Будь счастлива и никогда и нигде не ищи меня. Я не вернусь. Прощай.
Резко дернулась к нему на последнем слове - но вдруг тот растаял.
Поежилась.
Мигом срываюсь на ноги - и уже мчу, бегу к утесу.
Да только еще шаг - и уже стою на передовой, в том самом дне, когда я вернулась на фронт к своему Федору Алексеевичу.
А что бы было, если бы я пошла к нему навстречу до конца? Если бы еще тогда... позволила себе любовь?
Шаг ближе.
Обернулся, увидел меня, улыбается.
Но внезапно я обмерла в ужасе: и тогда никогда не бывать в моей жизни Шона, ни Таддеуса, ни Жо.
Еще одно мгновение - нахмурился Луи, чуя неладное. Замер, в замешательстве. А я всматриваюсь в эти глаза - и ничего... кроме брата там не вижу.
Резкий разворот - и мчу уже в другую сторону.
Мимо Ферни, мимо Томы, мимо Вителеццо, мимо вновь появившегося (только уже не в белом халате, а нынешнем) Луи, Доминика... прямиком к своему Шону.
Замерла в шаге, жадный, счастливый взгляд.
Улыбаюсь.
– Я тебя нашла.
Стоит. Молчит, на лице - равнодушие. Но вдруг миг - и губы его дрогнули. Опустил на секунду взгляд, а затем пристально, хитро щурясь, уставился мне в глаза. Ухмыльнулся.
– Ну, так иди ко мне. Мы с сыном уже тебя заждались.
Миг - и вдруг вспыхнул свет. Вокруг стало пустынно и белым-бело. Еще биение сердца - и неожиданно послышался навязчивый, упертый, гневный крик... детский крик. Узнала голос своего мальчика:
– Мама! Мама, вставай! Хватит спать! Мама!
Резко вздрогнула я от прикосновения.
Миг - ... и распахнулись мои веки.
***
Миг - ... и распахнулись мои веки.