Территория чувств
Шрифт:
– Мама, давайте, я Вам помогу?
– Давай, доча, давай. А вот вам полотенчики на коленки, чтобы не перепачкаться. Да и давайте по рюмке-то к плову. Из нашего русского магазина Мишка сегодня припёр. Мишка, за стол с нами сядешь?
Из дома что-то пробурчало непонятное.
– А пусть его. Говорю, ищет всё себя, – Валя попыталась было взять бутылку, но Алексей её опередил. – А, ну да, вот видите, не привыкшие мы, – Валя залилась краской.
Алексей налил водку в крошечные рюмочки.
– Ну что, люди добрые, спасибо, что навестили, будьте как дома, не забывайте к нам дорогу.
Зоя заметила, что пить тем не менее Валя не
– Так какие ваши впечатления про наше житье? Да расскажите, как у вас?
Зоя пригубила свою рюмку и от души начала закусывать салатом.
– Вкусно! Рецепт потом запишу! Так хорошо у вас, чего тут скажешь. А только всё здесь неродное, и как вы тут привыкли?
– Ох, Зоя, правильно ты говоришь, вот вроде живем, все как по-писаному. Понимаешь, мы же просились на Родину, тут предки наши жили, это наша родная земля. Улавливаешь? Вот! И немцы же нас поддерживали, помогали на первых порах, курсы, социал. А живём, прям чувствуем, как они от нас шарахаются. Как будто чумные мы какие. Такие же немцы, как они. Не мы ж виноваты, что в Казахстане оказались. Да, тяжело… И главное, вроде нам все улыбаются, кивают, а всё равно, я же чувствую, смотрят, как будто вонь от нас идет какая.
– Ну, ты скажешь уж, – Зоя аж поперхнулась, доедая свою горку.
– Может, я не сильно красиво выражаюсь, но смысл, думаю, передала, – просто объяснила Валя.
– Валя, – аккуратно вступил в разговор Алексей, – то, что на нас здесь смотрят по-другому, это ты права, и никогда мы не станем здесь местными жителями. Хорошо бы, чтобы нашим детям это удалось, это их жизнь. Но ведь, согласись, где-то ведь есть и наша вина.
– Какая это? – взвилась Валя.
– Сима говорит по-немецки идеально, а ты как говорила, так и говоришь…
– Так и ты не идеально, – обиделась Валя.
– Я не идеально, – терпеливо продолжил Алексей. – Но я говорю правильно. Есть, конечно, ошибки, но они не такие ужасные. Я говорю с акцентом, безусловно. Причём с нашим, славянским, который изжить практически невозможно. Но я стараюсь приблизить свою немецкую речь к местной. Что-то подмечаю при разговоре, какие-то выражения даже записываю. И немцы мне за это благодарны. Я это вижу.
– А я что? Тоже понять меня можно. Книжки ихние и не собираюсь читать. Я и русские-то не особо. Да и некогда мне. Зой, ну вот сама посуди. Через день у них на ГмбХ убираюсь, где Алексей служит. А через день у доктора одного. Ой, такой доктор! Давай свожу тебя, обследуемся!
– Зоя, – сдержанно произнес Алексей, – я бы не советовал.
– Да ладно, это я про своё время. Так вот, тряпкой-то намахаешься, а ещё и купить, и сготовить. Кстати, в хоре ещё пою. Да, в нашем, казачьем. Ой, я бы спела, но соседи здесь, знаешь, нервные. Чуть что, в полицию звонят.
– Это как это? – испугалась Зоя.
– Ну, ты понимаешь, здесь все ж за порядок и за тишину. И главное, ну ты приди и скажи: так и так, ваши песни для нас очень громкие. Нет! Они прямиком своим полицаям звонят, а они тут как тут. Нарушение порядка!
– Какой кошмар, Лёш, а мы тоже с Василием шёпотом особо не разговариваем. Валь, вот ведь хорошо, предупредила.
– А то!
Алексей вздыхал, нервничал, быстро засобирался домой. Зоя никак не могла понять, а зачем тогда они пошли в эти гости?
16
– А что, она очень приятная женщина, – начала вечером прощупывать почву Зоя. Удивительные
Алексей сделал вид, что не расслышал, во всяком случае, даже головы не поднял от газеты. Ну, ты подумай, какой вредный. Вот мать их вредной не была никогда. Может, в молодости, кто её знает? Зоя помнила её всегда страшно замотанной, уставшей, бесцветной. Может, по молодости тоже свой характер показывала. Отец вредным не был, нет, он был очень добрым. Болен только был сильно, отсюда и пьянство. Доставалось и ей, и матери. А вот интересно, что Алёшке мать про отца рассказывала, будто тот был голубь мира. Сказка, которую сама для себя выдумала. Память, она всё плохое стирает, а желаемое, наоборот, выдает за действительность.
А Зое вредной быть жизнь не позволяла. Сначала за Лёшкой ухаживала, потом за матерью, потом за маленьким Сашей. И всем всегда должна, и всем угождать надо было. У всех, видите ли, характер. Хорошо Василий – мужик покладистый и справедливый, никогда без надобности свой норов не показывал. А ведь непросто ему было. Работали на одном заводе, и хоть Вася и был мастером и человеком, сильно уважаемым, а всё ж Зоя – главный бухгалтер, в руководстве завода. Такое положение дел любого мужика по самолюбию ударит. Зоя изо всех сил старалась этой социальной разницы не демонстрировать. Приходила, сразу же скидывала туфли, облачалась в домашний халат, поверх фартук с веселыми рюшечками – и к плите, и за готовку. Дома – она жена, она мама. Бывало, конечно, и прорывались её начальственные нотки, всё же двадцать лет главным бухгалтером проработать, это вам не шутки. Принимать финансовые решения за весь завод. Сколько народу шло к ней со своими бедами и чаяниями. Рассчитать, распланировать, перед директором отстоять, в главке за бюджет побороться.
Нет, Василий никогда не был вредным, никогда не вставал в позу, не проявлял характер. И если Зою вдруг заносило, тихо ей говорил:
– Остынь-ка, не на службе.
И всё, Зое было достаточно, она сразу же останавливалась в своих командирских замашках. Она смолоду никак не могла понять, за что её Вася выбрал. Видный, высокий, с чувством юмора. Почему приметил Зою, как выделил её из девичьего ряда?
Она никогда не была о себе высокого мнения. Высокая, чересчур худая, крупные черты лица, нос и рот слишком велики. Сейчас бы, может, и моделью была, а тогда вслед неслось: «Оглобля!» Вот только волосы роскошные, это да.
После родов Зоя слегка располнела и стала статной женщиной, на которую обращали внимание другие мужчины. Она распрямила плечи, слегка подняла подбородок, и всем стало ясно: а Зоя-то наша – королева. Что бы тому ни послужило причиной, Васина ли поддержка, высокий ли пост, который она занимала, или появившаяся возможность красиво одеваться, но Зоя поверила в себя. Но при этом никогда не забывала: красивую женщину из неё сделал муж. Без него, без его поддержки ничего бы не было.
А вот её Алешка один. Несправедливо это. Он, наконец, поднял голову от газеты.