Территория моей любви
Шрифт:
У нас была идея потом сделать из этой машины множество маленьких детских машинок. Но не сложилось. Машина была привезена в Прагу и осталась там, на пражской киностудии «Баррандов». У нас не было средств вывезти ее оттуда.
В Праге работа над фильмом уже вошла в свое русло, набрала ритм, силу. Актеры заработали по-другому… Вообще, в такой большой по масштабу картине, как «Сибирский цирюльник», очень трудно сохранять внимание ко всем деталям, а ведь именно это и определяет качество работы с материалом. Не должно, не может быть ничего неважного в твоем кадре, будь то подлинная чашка или на несколько секунд появившийся персонаж…
Владимир Ильин – один из любимейших моих артистов.
А Женя Стеблов? Он как бы мой талисман. Мы дружим уже почти сорок лет и до сих пор от этой дружбы не устали. Чудный, нежный и удивительно тонкий артист. Плетет кружево роли, словно паук паутину, и не поймешь из чего.
А Леня Куравлев! Вы знаете, я даже боялся предлагать ему эпизодическую роль вахмистра Букина, настолько она мала и внешне незначительна. Но прав Константин Сергеевич Станиславский: нет маленьких ролей, есть маленькие артисты. Куравлев – артист большой, очень большой. Потому и не боится ничего. Потому и пустоты в нем нет. Никогда.
А вот потрясающая английская актриса Элизабет Спрингс. Я увидел ее в фильме «Разум и чувства» и понял, какой должна быть в нашем фильме графиня. Мы даже сдвинули наш съемочный календарь, чтобы ее снимать. А она была у нас всего несколько часов, но что за дивные были это часы!
А изумительная Марина Неелова! Как давно мы мечтали вместе работать, а встретились всего на несколько дней. Роль-то крошечная! Но как филигранно и с какой отдачей на этом микроскопическом пространстве она сумела создать яркий и узнаваемый образ этакой мамы-эгоистки, так и не понявшей, кто такой ее сын Андрей Толстой.
Вообще съемочный период, и особенно на больших фильмах, для меня по крайней мере, порою походит на заключение, настолько ты изолирован от всего внешнего, от посторонних общений. Поэтому на площадку ко мне приходили иногда дети и Таня. И, честно говоря, имея такую возможность, я был рад, что они рядом. Надя, Тема и Аня в этой картине даже снимались. Надя в маленьком эпизоде. Тема сыграл роль юнкера Бутурлина. А у Анны, по-моему, получилась очень серьезная роль, которая, как мне кажется, имеет очень важное значение для всей концепции фильма, и особенно для его финала.
Про Олега Меньшикова я могу говорить бесконечно, но ограничусь только тем, что скажу: это один из самых крупных артистов нашего времени, и не только для нас, не только для России. Самое поразительное в нем то, что каждая его реакция абсолютно неожиданна. Мне интересно с ним работать уже потому, что я точно знаю, что мы не наткнемся на штамп, как это часто бывает.
И еще одно: нужно обладать огромным мужеством и верностью, чтобы десять лет ждать роли, знать, что тебе будет очень трудно почти в сорок лет играть двадцатилетнего мальчишку, и тем не менее сделать все, чтобы его играть.
Несколько слов еще о четырех центральных фигурах проекта, оставшихся по роду своей деятельности за кадром.
Володя Аронин – потрясающий художник-постановщик. На площадке он был почти незаметен, потому что в кадре все, что связано с декорацией и реквизитом, было изумительно отлажено. Но мгновенно появлялся там, где возникала в нем необходимость. Это знак высочайшего профессионализма!
Знаменитый, талантливейший кинодраматург Рустам Ибрагимбеков, мой давний друг, соавтор. Мы дружим с ним с юности, вместе сделали и мой диплом «Спокойный день в конце войны», и «Ургу», и «Утомленные солнцем»…
Олег
Оператор-постановщик – гениальный Паша Лебешев, встретиться с которым на этом проекте после большого перерыва в творческом сотрудничестве было для меня огромным счастьем.
И наконец, Леонид Верещагин – лучший, на мой взгляд, продюсер страны. Единственный, между прочим, продюсер – лауреат трех Государственных премий России. Генеральный директор «Студии ТриТэ», с которым я работаю уже более двух десятилетий.
Юнкера – это, пожалуй, один из основных персонажей нашего фильма. Именно так. Этот коллективный образ должен был существовать как единое целое. Но не формально, а единое целое изнутри. Кто был в армии или военном училище, знает, что ту дружбу, те отношения имитировать невозможно. Они или есть, или их нет. Поэтому до начала съемок фильма по специальному распоряжению тогдашнего министра обороны генерала Родионова все молодые артисты, а было их ни много ни мало около пятидесяти человек, были отправлены в Костромское училище химической защиты, где провели три с половиной месяца, живя по юнкерскому уставу образца 1885 года. Причем без всяких поблажек, от звонка до звонка. За исключением специальных наук, они занимались всем тем, что входило в учебную программу того времени. Это был и Закон Божий, и фехтование, и танцы, и так называемый «подход к ручке», и кодекс офицерской чести, и стрельба, и особенно строевая подготовка, которой они занимались часами. Короче, на их долю выпало все то, что в результате из молодого юнкера делало настоящего русского офицера.
Честно говоря, мало кто верил, что этот эксперимент нам удастся. Все думали так: приедут артисты, дурака поваляют, потом уедут и будут перед камерой изображать юнкеров. Но не тут-то было…
Но уж во что вообще никто не верил, что и Меньшиков, и Ильин окажутся в казарме на это время с юнкерами вместе. Вот это как раз и называется – настоящие артисты, настоящая работа.
И вновь строевая, по несколько часов каждый день. И именно это позволило нашим ребятам-артистам пройти по Соборной площади не хуже, чем кремлевские курсанты. Убежден, не было бы этих трех месяцев Костромы – не возникло бы этой юнкерской выправки, юнкерской доблести и юнкерского братства.
На последнем этапе съемок мы снимали лагерь американских кадетов, снимали его в Португалии. Очень трудно заканчивать картину, в которой сто восемьдесят семь съемочных смен, почти сто шестьдесят тысяч метров пленки, четыре страны, четыре времени года. В общем, целая жизнь.
Джулия Ормонд в роли Джейн
Вроде бы съемка как съемка, как каждый день, за одним только исключением, это был день последний – сто восемьдесят восьмой. Сцена осложнилась еще и тем, что в этот последний день (надо сказать, что в Португалии в те две недели, пока мы снимали, была жара, ни облачка, – и все шло «как по маслу») небо над океаном заволокло серо-бурыми тучами. Местные жители предупредили, что надо снимать скорее, эти тучи – предвестники ненастья, которое может продолжаться целую неделю. И опять, как тогда на пруду, счет пошел на секунды. В эти минуты никто, включая меня, не думал о том, что это последний план фильма, не хотел об этом думать.