Террор Бешеного
Шрифт:
Савелий хотел крикнуть что-то ему вдогонку, но его окутала тьма, и он забылся…
Видимо, психологические переживания Савелия были настолько сильны, что он едва не проспал звонок Воронова: лишь на четвертую трель телефона его глаза открылись, и буквально через мгновение рука схватила трубку.
— Слушаю, — как можно спокойнее произнес Савелий.
— Савелий, это я, твой брат, — раздался бесстрастно-механический голос Воронова: ничего не изменилось с момента последнего разговора.
— Здравствуй, как ты? Пауза.
— У
— Сегодня. Ты меня встретишь? Пауза.
— Нет, тебя встретят у выхода из здания аэропорта и отвезут ко мне.
— Кто встретит? Пауза.
— Они тебя знают. Встретят и отвезут ко мне.
— Кто они? Пауза.
— Это вопрос жизни и смерти!
— Тебе угрожают?
Более длительная пауза.
И тут Савелию вспомнился сегодняшний сон. Розочка с ребенком, напомнившая Мадонну Рафаэля, возникший следом образ прикованного цепями Воронова. К чему бы это? Какую подсказку выдала его память? И в то же мгновение ему вспомнились слова солдата Семеркина о певце и фильме о нем, о песне Высоцкого, в которой поется о художнике. Господи, теперь понятно, почему он не вспомнил эту песню любимого Высоцкого. В ней поется не о художнике, а о любви!
«Как там? Дом хрустальный, на горе… Нет, дальше, кажется, дальше… Вот, вспомнил: как Мадонна Рафаэлева… Все! Цепочка подсказок замкнулась! Вот, оказывается, о каком художнике говорили Воронов и Седой. Но что дает ему эта отгадка? Может быть, попробовать?»
Все эти размышления пронеслись в голове Савелия в считанные доли секунды, и он рискнул:
— Лана очень переживает за тебя! Ты знаешь, она стала очень похожа на Мадонну Рафаэля! — Эти слова он постарался произнести как можно более радостно.
Пауза все длилась.
— Рафаэля… — словно эхо повторяет Воронов и вдруг заговорил в своей обычной манере, в которой Савелий почувствовал тревогу: — Братишка, тыне…
— Но так же неожиданно, словно ему кто-то зажал рот, оборвал себя на полуслове.
Что произошло на другом конце провода — неизвестно: из трубки не доносилось ни единого звука, а голос Андрея, такой же механический, раздался лишь через несколько секунд:
— Савелий, ты мне очень нужен: поспеши! Я жду тебя! И запомни, ты должен быть один!
— Хорошо, Андрюша, жди: через несколько часов я буду рядом с тобой! Пауза.
— Алло, братишка! Почему ты молчишь?
Но Воронов больше ничего не ответил: раздались короткие гудки.
«Господи, что с тобой происходит, братишка! Почему такая реакция на имя художника? Ты явно хотел о чем-то меня предупредить, но о чем? Как ты сказал? „Братишка, ты не…“ — что я НЕ должен? А в голосе слышалось явное беспокойство. Но за кого беспокойство? За себя? За меня? А может быть, ты опасаешься за жену и ребенка?»
Савелий задумался на мгновение и убежденно заявил самому себе:
«Нет, не за них! Если бы за них, то и фраза наверняка
Телефонный звонок прервал его размышления.
— Привет, крестник! — услышал он бодрый голос Богомолова.
— Я под «пуговичкой», — шутливо намекнул Савелий, — здравствуйте, Константин Иванович!
— Звонок был также из Нью-Йорка. Как прошел разговор? Судя по твоему бодрому голосу, есть новости?
— А вы обижаетесь, что только я умею предугадывать события, — заметил Савелий.
— Так рассказывай!
— Не лучше ли вам послушать?
— Хорошо, но подожди минутку: я поставлю на запись. Все, готово!
Когда запись закончилась, Богомолов оживленно сказал:
— Не знаю, как тебя, но меня его неожиданный эмоциональный всплеск настраивает хотя и не шибко, но все-таки на оптимистический лад. Почему ты вдруг вспомнил Рафаэля?
— Не вдруг, — возразил Савелий и подробно рассказал генералу о том, что удалось вытянуть из Семеркина, о Высоцком, о неожиданном сне-подсказке и о своем спонтанном решении вставить имя художника в разговор.
— И ты все время об этом молчал, — недовольно пробурчал Богомолов.
— Честно говоря, всерьез обо всем этом я подумал уже во время сегодняшнего разговора с Андрюшей: все как-то мгновенно сошлось в единое целое и приобрело конкретные очертания, которые и захотелось проверить.
— Но это же здорово: хоть какая-то зацепочка!
— Согласен. Жаль, что Андрюше что-то…
— Или кто-то, — вставил Богомолов.
— Или кто-то, — согласился Савелий, — помешал договорить свою мысль до конца.
— Постой, какие, ты говоришь, упоминал этот Семеркин цифры?
— Четырнадцать и восемьдесят «с чем-то», только не помнит, с чем, но уверен, что упоминалось две пары чисел.
— Или четыре цифры, то есть число могло быть просто четырехзначным.
— Естественно, но какая разница?
— А вот какая! Пока мы с тобой говорили, я залез в свой справочный сайт и теперь могу уверенно назвать четвертую цифру, — пояснил Богомолов.
— Уверенно?
— На все сто! — гордо ответил генерал. — Тройка! А само число — тысяча четыреста восемьдесят три! Это год рождения великого Рафаэля!
— Поздравляю! Остается узнать, к чему вдруг ни с того ни с сего Андрюша обсуждал год рождения Рафаэля с незнакомым человеком? Каков смысл этой информации?
— Послушай, я очень беспокоюсь за тебя. Может, ты все-таки согласишься…
— Константин Иванович, мы уже обсудили эту тему и не будем к ней возвращаться, — мягко остановил Савелий, — тем более вы слышали, что сказал Воронов: один!