Террор гладиатора
Шрифт:
– Короче! – поморщился Никитин, который и сам знал об ограниченности Сереги Коробова, который сменил его на должности командира спецотряда, но, ведь, именно потому Никитин его и назначил своим преемником на этом месте. Чтобы обезопасить свой тыл. Зато, по крайней мере, он не ждал со стороны Коробова никаких особенных интриг, к которым тот просто был не способен.
– Здание станции значительно разрушено взрывом газа, да к тому же – сильно обгорело во время возникшего после взрыва пожара. Причина взрыва газа, скорее всего, – тротиловый заряд, которым был взорван один из компрессоров. Минут через двадцать газ был перекрыт, станция горела еще несколько часов, пока
Герасимов сделал паузу, привлекая внимание Никитина к тому, что хотел сказать далее.
– Меня, честно говоря, больше всего заинтересовал характер телесных повреждений, причиненных убитым. Это единственная «личная роспись» человека, который там побывал, по которой можно судить о его индивидуальном почерке. Так вот. У охранника, дежурившего у ворот, свернута шея, подбородок смотрит в сторону спины. Один из инженеров задушен, с помощью липкой клеящей ленты ему заклеили дыхательные пути. У второго человека, обслуживавшего станцию, гаечным ключом проломлен череп. Удар был настолько сильным, что ключ застрял в голове, его удалось вытащить только в морге. Наиболее интересны...
Герасимов слегка запнулся и поправился.
– ...Я имел ввиду, наиболее информативны способы убийства двух других охранников. Судя по расположению трупов и характеру повреждений они оказали серьезное сопротивление нападавшему, которому пришлось бороться против них двоих одновременно. И обоих он убил, что говорит о его высокой профессиональной квалификации. Один из охранников оказался проткнут насквозь охотничьим ножом, судя по всему, принадлежавшим второму охраннику. Обращает на себя сила пришедшегося в живот удара, поскольку, нож, пройдя в тело, вонзился в половую доску, из которой его извлечь не удалось. Кроме того у него же зафиксирован сильный вывих ноги, ступня вывернута на сто восемьдесят градусов...
– Постой, постой! Я не понял, – остановил его Никитин, – как это – извлечь не удалось? Труп в морг доставили?
– Да, – подтвердил Герасимов, – доставили, но – вместе с выпиленным из пола фрагментом половой доски. Удар ножом был неправдоподобно сильный. Словно там Кинг Конг побывал.
– Что со вторым охранником? – спросил задумчиво поджавший губы Никитин.
– Со вторым еще интересней. Коробов сообщает, что орудие убийства не обнаружено, но впечатление у него сложилось такое, что обширная рваная рана в груди нанесена тупым твердым – деревянным или металлическим – предметом, диаметр которого сантиметров восемь-двенадцать. Орудие убийства раздробило охраннику грудную клетку, сломало ребра и грудину в районе солнечного сплетения и разорвало внутренние органы, особенно – легкие. Смерть наступила практически мгновенно, в момент удара.
Герасимов тяжело перевел дыхание. Он никогда не служил в оперативной службе, с трупами и убийцами общался только мысленно, анализируя информацию, и кровавые подробности вызывали у него что-то вроде легкого приступа «морской болезни».
– Интересен еще и такой факт, – продолжал Герасимов. – В душевом помещении, наименее пострадавшем от пожара, были обнаружены следы крови. Скорее всего,и это говорит о том, что преступник либо пострадал в схватке с охранниками и был ранен, либо смывал с себя кровь убитых им людей. Обнаружены также обгоревшие фрагменты одежды со следами крови. В то же время – один из инженеров,
– Что ты мне всю эту херню коробовскую пересказываешь? – разозлился вдруг Никитин. – Душ какой-то, блядь... Смерть в момент удара... На хер мне это все? Ты свои выводы давай.
Однако никаких особых выводов у Герасимова не было. Информация была не слишком обширна, чтобы выудить из нее что-либо определенное. Но для таких ситуаций у начальника аналитического отдела всегда был в запасе ход, который он называл «фэнтези» – он просто подсовывал начальству какую-нибудь оригинальную версию, не подтверждавшуюся имевшейся в его распоряжении информацией, но и не опровергавшуюся. Замечание Никитина его тоже разозлило. Что он, в самом деле, ясновидящий, что ли? И он решил воспользоваться этим своим приемом.
– Хорошо, перехожу к выводам. Человек, совершивший терракт на компрессорной станции, одного роста и телосложения с инженером, одеждой которого он воспользовался – то есть, ничего особенно примечательного – средний стандарт. В первые часы после терракта одет был в джинсы фирмы «Lee» и черную поношенную рубашку с коротким рукавом. Возможно – легко ранен. Теперь – профессиональная характеристика. Приемами рукопашного боя владеет в совершенстве, очень силен, склонен к убийствам с особой жестокостью. Вполне вероятно, что тупой предмет, раздробивший грудь одного из охранников – это его кулак...
– Стой, – резко оборвал его Никитин. – Ты сказал достаточно много. Но из того, что ты сказал, следует еще один вывод.
Никитин посмотрел на него в упор.
– Что ты знаешь его имя.
«Как бы не сесть сейчас в лужу...» – мелькнуло в голове у Герасимова. Но отступать было уже поздно. В его распоряжении был только один ответ. Им ему и пришлось воспользоваться.
– Знаю, – сказал Герасимов.
– Кто? – переспросил Никитин.
Герасимов собрался с духом. Если он сейчас ошибется, это может стоить ему карьеры. Но ведь есть вероятность, что и угадает.
– Иван Марьев, – уверенно сказал Герасимов, – Отмороженный.
– Верно, – кивнул головой Никитин. – Я и сам так думаю.
«Однако...» – подумал Герасимов. Больше никаких мыслей в его голове не было.
Никитин, не замечая состояния своего главного аналитика, прошелся по кабинету в явном возбуждении. У него достаточно было и мыслей, и версий, и предположений. Из которых он упорно склонялся к одной. Может быть, ему просто хотелось, чтобы именно эта версия оказалась истинной, может быть, его интуиция, значительно более развитая, чем у Герасимова, подсказывала этот вариант, но до уверенности в своей правоте ему оставался всего один шаг. Нужно было связать вместе, в один узел, все торчащие пока в разные стороны концы.
И Герасимов это вовремя сообразил. Не важно, в конце концов, окажется ли он в итоге прав. Сейчас важно было выдать обобщающую версию, включающую в себя все требующие объяснения факты и объясняющую все мотивы. Что-то вроде теории относительности, включающей в себя законы Ньютона в виде частного случая.
У Герасимова были некоторые проблемы с интуицией, но зато он обладал отлично развитым и четко работающим логическим, аналитическим аппаратом. А одно стоило другого. Да и в психологии он, хоть немного, но все же разбирался. Настолько, чтобы понять, что сегодня все мысли генерала Никитина заняты единственной фигурой, неожиданно всплывшей в его памяти.