Террор на пороге
Шрифт:
По квартире мама передвигалась неслышно, почти незаметно. Для этого она изобрела и сама смастерила особые, с глубокими, поглощающими звук ватными прокладками, тапочки, которые я прозвал «безголосками». Мама вообще голосу, заявлениям предпочитала поступки. И добро творила бесшумно.
Официально мы с Деборой весь день пребывали на работе: «Ушли на работу…», «Находятся на работе…», «Вернулись с работы…». Но почему-то не именовалось результатом работы то, что утром нас поджидал заряжающий деловой энергией завтрак, а вечером — возвращающий силы ужин. Не именовалось результатом работы и то, что квартира содержалась,
Когда мы по вечерам возвращались домой, все было уготовано не только для удовлетворения физического голода пищей, а эстетических чувств — убранством комнат, но и для удовлетворения душевных потребностей — отдохновением. События в стране, увы, этому не способствовали: чрезвычайное становилось обыденным.
Мама была в курсе событий дня… Если случалось такое, о чем мы, находясь на работе, еще узнать не успели, но о чем умолчать было нельзя, она начинала со слов об искусстве израильских хирургов, которые и в тот день «спасли много жизней». Сообщала о количестве легких ранений, потом о ранениях средней тяжести и уж затем — о тяжелых. Про погибших извещала еле слышным движением губ, но в завершение… Чтобы масштаб ужаса оглушал нас не сразу и чтобы как-то амортизировать, ослаблять силу удара.
Аня любила мою маму, стало быть, свою бабушку, сильнее, чем нас с Деборой. И супруга моя, которая не смирялась ни с плохим начальством, ни с плохим клиентом, а иногда и с плохим мужем, с такой необычностью Аниных чувств, как ни странно, смирилась. Она постепенно рассорилась со всеми своими подругами, ибо к каждой из них меня ревновала, но Анечку к бабушке — нет… Что уж тогда говорить обо мне: я воспринял тот факт, как благую закономерность.
Но сама моя мама ту очевидную ситуацию воспринимала по-своему.
— Пойми, Анечка, если бы не мама и папа, ты бы не появилась на свет… — ненавязчиво объясняла она внучке безусловную истину, о которой дочерям и сыновьям иногда свойственно забывать.
— А если б не ты, на свет бы не появился папа. Значит, обо мне бы и речи быть не могло!
Внешне Аня походила на бабушку — и очень этим была довольна. Но порою нежданно дочь проявляла упрямство Деборы, сглаженное обаятельными приметами женственности.
Знакомые и приятели наши в трудных ситуациях прибегали к маме советоваться. Это касалось бытовых и служебных неурядиц, а то и медицинских проблем, так как мама до рождения Анечки была медсестрой. С детства я становился гордым свидетелем того, что иные пациенты предпочитали застенчивые мамины пожелания предписаниям дипломированных врачей.
Учитывая доверительность исповедей, с коими к ней устремлялись, мама старалась, чтобы вопросы долетали лишь до нее, а советы — исключительно до ее собеседников. Но однажды случилось так, что психотропную мамину беседу я, не желая того, подслушал.
«Поверьте, врач произнес не приговор, а поставил диагноз, — заботливо уверяла мама. — Приговоры выносят суды и военные трибуналы. А врачи-онкологи лечат… И нередко вылечивают! А уж продлевают жизнь непременно… Одна моя подруга с вашим заболеванием счастливо прожила четверть века, а покинула нас из-за гриппа с осложнениями. Злокачественные
Таким удивительным образом я узнал, что маму настиг страшный недуг, который ее не страшил… На своем примере она утешала других. Обнадеживать, утешать… Это и было маминым предназначением.
Время от времени мама отправлялась на поезде навещать давнюю подругу свою, которую называла «целительницей-избавительницей» и которая продолжала эту свою деятельность в одной из престижных больниц.
— Хочу узнать, как она там поживает, как себя чувствует…
Я понял, что, наоборот, подруга-онколог проверяла, как: живет и как чувствует себя мамин организм.
Не желая маму обидеть, огорчить и не сознаваясь, что стал невольным обладателем ее секрета, я тем не менее принялся настаивать, чтобы она почаще навещала подругу, — а после по лицу ее силился определить, что каждый такой визит обнаружил и предсказал.
«Пришла пора, она влюбилась…» Та пора, насколько нам было известно, к Анечке еще не явилась, а вот пора поступать в университет настала.
Между мной и Деборой, как всегда в судьбоносных ситуациях, возникли противоречия. Судьбоносность представлялась мне в одном образе, а Деборе — в другом.
— Есть ценности модные, временные, а есть постоянные! — провозглашал я. — Новейшие технологии будут сменять друг друга, неизменно олицетворяя прогресс! — В спорах, требующих аргументаций, мной овладевала высокопарность. — Нынешний спад в области новаторских технологий — это подготовка к новому взлету! Технический прогресс — на очередном старте. И грядущая профессия Анны будет постоянным, увлекательным воспарением… Если она ныне прислушается ко мне!
Но практичность Деборы наступательно противостояла «взлетам» и «воспарениям», которые я предрекал.
— Пока существуют люди, меж ними будут бушевать конфликты и ссоры… как между мной и тобой. Только куда беспощадней! Мало где еще отыщется Мария Арсеньевна, чтобы умиротворять без суда и любой посторонней помощи… — Маминому добродетельному искусству и заносчивая Дебора должное отдавала.
— Людям с их несносными, корыстолюбивыми повадками без адвокатов — разгребателей склок и «наездов», порой более опасных, чем наезды автомашин, не обойтись, — продолжала ораторствовать она. — Ты слышал когда-нибудь о массовых увольнениях адвокатов? И не массовых тоже? Такое никогда не стрясется! В отличие от увольнений мастеров «хайтека». Чем больше униженных, оскорбленных, уволенных, тем больше у Нас работы! Это жестоко звучит. Но правда, увы, чаще жестока, чем милосердна…
— Я думаю, это с точки зрения твоей, весьма уважаемой и необходимой, профессии. Которая погружает в мрачные факты… Но разве лишь они определяют окружающий мир? — Мама это проговорила, не желая, чтобы Дебора в очередном запале запугивала Аню беспросветностью бытия. — По сути же твоя профессия как раз милосердна: адвокат — это значит защитник.
— Моя профессия обеспечит Анечке материальную независимость… Независимость от эпохи, от международных борений… И от мужчин!
Дебора обожгла меня взором победительницы.