Террористка
Шрифт:
Они с Иваном жили в уже построенном маленьком каменном флигеле. Флигель был с камином. Растопив его, положив на ночь несколько толстенных чурбаков, бывшие офицеры отсыпались в тепле.
Но скоро безделье стало их томить. Иван первый стал помогать рабочим. Со временем нехотя втянулся в работу и Дима. Они носили листы кровельного железа для крыши, а потом широченные доски для пола. От такой работы стало жарко. Бывшие офицеры разделись по пояс. Коренастый Иван с могучим торсом и огромными бицепсами, и Дима с изумительно красивой мускулатурой борца произвели большое
— Ребята, — спросил один из них, — а вы что, спортсмены бывшие?
— Было время, занимались спортом, — сказал весело Дима.
Ему нравились строители. Несмотря на то, что они постоянно имели дело с богатыми клиентами, держали они себя с достоинством.
— С нами только по-доброму можно, — сказал бригадир Петрович, — мы люди непьющие. Это пьяный человек перед всем миром виноват.
Кузьмич был одет в новенькую черную телогрейку. Под ней виднелся свитер из тонкой шерсти. Курил мужик «Мальборо».
— А что за народ — новые богачи? — продолжал расспрашивать Дима.
— Народ всякий. Кто дурочку из себя строит, по-простому с нами говорит.
— Как по-простому?
— Мужики, — скорчил смешную физиономию Петрович, — ну западло вы заборчик поставили, западло, мужики!
Он явно копировал какого-то конкретного человека и, обладая природным даром пародиста, очень хорошо изобразил чужой характер.
— Есть нормальные. Дело не в том, как к нам обращаются, а в том, видят ли в нас людей. Но если он во мне человека не видит, то я ему никогда хорошо не сделаю. И не из вредности, а просто не выйдет хорошо, и все.
— Но на революцию против новых буржуев народ не пойдет?
— За марскизм-ленинизм опять бороться? — издевательски хмыкнул Петрович. — Что ж ты с новой властью не боролся, когда служил? Взводом, небось, командовал?
— Ротой.
— Что ж ты не с ротой своей, а здесь хоромы строишь?
— Тебе это странно?
— Нет! — покачал головой Петрович. — Вы все, бывшие офицеры, сколько я вас видел, даже разбогатевшие, — потерянные какие-то. Ты, парень, не обижайся. Словно вас от мамкиной сиськи оторвали. И вот что, если с напарником своим пить будете — пейте втихаря. У меня народ запойный. Валька, по глазам его вижу, из последних сил терпит. А без него мы тебе хороший паркет не выложим.
— Обещаю, Петрович.
Обещание свое Дима выполнил. Они с Иваном дождались, пока бригада уедет, и только после этого достали коньяк. Сначала было весело. Дровишки в камине горят, кровь по жилам бегает, а потом затосковал Иван.
— Дима, мы что с тобой монахи, а? Комбат пропал…
— Садись за баранку, — кивнул головой Дима.
Иван, даже сильно пьяный, отлично водил машину. Сели в «Ниву». Она хоть и не такая шикарная, как новенькие «Жигули», зато не застрянет.
Автомобильная прогулка оказалась недолгой. Фары высветили стоявших на обочине двух девиц. Иван притормозил.
— Ваня, — рви вперед, — крикнул Дима, — это же колхозницы. Ты посмотри, какие у них задницы.
— А я с такими и люблю, — невозмутимо ответил Иван и открыл дверь машины, — барышни, —
— А мы стоим с Ленкой и думаем, чего нам для счастья не хватает, — проворковала, забираясь в кабину, барышня килограммов под девяносто.
— Надя! — представилась она.
— Ой, Надь, может не поедем, — донеслось снаружи.
— Садись, Леночка, садись, — куражась, крикнул Иван, — раньше думать было надо, теперь поздно. Подружку-то твою мы в плен взяли. Ах ты моя голубушка!
Иван притянул к себе пышную Надю.
— Здоровый какой, — восхитилась та.
Дергала заднюю дверцу. Дима помог ей.
— Здрасте! — застенчивая девушка села рядом с ним.
Она тоже была нехуденькая, но миловидная.
«Нива», взревев, развернулась чуть ли не на одном колесе. Женщины завизжали.
— Ах, Надя, Наденька, мы были бы счастливы. Куда же гонишь ты своих коней, — пропел Иван.
Женщин действительно поили коньяком и кофе, пока их стыдливость окончательно не испарилась. Пир плоти продолжался сутки. К рабочим не выходили.
Следующей ночью Иван отвез женщин домой.
— Ты знаешь, что главное в женщине? — спросил он, вернувшись, у Димы. — Она животворит. Она вливает силы в озябшее сердце.
Иван погладил себя по кучеряво-волосатой груди. Он еще ощущал прикосновение к ней нежных женских рук и губ.
— Но, — продолжал Иван, — во мне живет желание еще поразвлечься. Помнишь Карлсона? Он любил поразвлечься.
— Озябшее сердце, — словно не слыша друга, повторил Дима, — ты, Иван, поэт.
— Писал стишки, было со мной такое в жизни. Но я о другом. Форму теряем, товарищ капитан. Коньячок и девочки — это хорошо. Однако, главный девиз спецназовца — тренироваться везде, всегда, до дней последних донца.
— Что ты предлагаешь?
— Домик тут есть один шикарный, километрах в тридцати. Давай его «вскроем». Ни разу не залезал в чужие дома. Тут кругом соседи, какие-никакие, а там явно живоглот живет.
— Почему бы и нет? — загорелись глаза Димы. — Вот под утро и поедем.
«Домик» оказался роскошным особняком. Машину оставили в лесу, забросав ее срубленными ветками. Оба «разбойника» были одеты в маскировочные халаты.
Они легко и бесшумно перебрались через высокий забор. Но дальнейший путь преградила им огромная, хорошо тренированная овчарка. Почти без лая, коротким рыком она бросилась на шедшего впереди Ивана. Но спецназовец без промаха ударил ножом. Сталь пронзила собачье сердце. И пес, хрипя, забился в конвульсиях.
— Жалко собачку, — прошептал Дима.
Но дело было сделано. Они натянули маски из черной шерсти и подошли к окну. До него было метра полтора. Дима вскочил на подставленное Иваном колено, а потом сел ему на плечи. В руках у него был топор.
Орудия топором, Дима вскрыл оконную раму и через секунду оказался внутри помещения. Вслед за ним туда проник Иван.
Он включил фонарик, и они пошли бесшумно, наступая на пятки. Одна комната, вторая — ничего любопытного. Мебель деревянная, простая. Ни картин, ни антиквариата.