Терской Фронт
Шрифт:
— Вот, держи, от сердца можно сказать, отрываю. Двенадцатикратный армейский бинокль Винчестер Ви-Дабл Ю. Сделано в покойных ныне США, чтоб им в аду ни дна, ни покрышки. Просветленная оптика, антибликовое покрытие. Корпус герметичный, внутри азот, поэтому конденсата на линзах не дождешься. Не боится ни дождя, ни тумана, и даже если случайно в речку уронишь, ничего с ним не будет, главное — вынуть быстро. Корпус из обрезиненного алюминия, поэтому весит меньше килограмма. Поверхность шершавая, в руке не скользит. Не новый, но в отличном состоянии, даже пообтереться не успел. Ну, как?
— Обалдееть! — восхищаюсь я. — И откель дровишки?
— Один знакомец с Украины привез. Он в Крыму с турками хлестался, вот и притащил оттуда на память. А потом мне продал. Очень хорошая штука.
— Вещь! —
— Рубль золотом.
— Сколько?! — у меня от такой цены челюсть чуть на пол не падает. — Да за эти деньги два автомата купить можно!
— Вот и иду покупай свои автоматы! А чего ты хотел, Мишаня?! — переходит в наступление дед Тимоха. — Оптика вообще товар редкий, дорогой. А тут еще такая. Нет, могу тебе еще наш „шесть на тридцать“ предложить, одна тысяча девятьсот замшелого года выпуска. Точно не знаю, но явно еще при Союзе сделанный. Двадцать серебром. Пойдет?
После некоторых терзаний благоразумие все-таки побеждает „жабу“ и я соглашаюсь на Винчестер. Старосельцев снова ныряет под прилавок, достает оттуда черный мягкий футляр из кордуры и протягивает мне.
— Футляр в комплекте, — гордо возвещает он.
— Ну, ты глянь, сёрвис, блин! — восхищенно цокаю языком я. — Итого, сколько с нас?
— Так, — Старосельцев на мгновение замирает, сосредотачиваясь. — „Горка“ и РПС по пятнадцать рублей, кобура — пять, да бинокль. Итого — рубль золотом и тридцать пять серебряных.
Закинув покупки в баул и расплатившись, прощаемся и пускаемся в обратный путь.
А вечером, по просьбе Четверти, я снова сижу в зале и играю на гитаре. Оказывается, накануне, когда я уже поужинал и поднялся к себе, в трактир снова заходили „гражданские“ и интересовались, не будет ли и сегодня „гитарного концерта“.
— Слушай, Кузьма, ты меня что, на „общественных началах“ в таперы припахал? — шутливо возмутился я в ответ на его просьбу. — Вообще-то за это люди деньги получают обычно.
— Вот ты меркантильный Миша! — так же „всерьез“ возмущается тот в ответ. — А как же налаживание добрососедских отношений, опять же, про „делать имидж отряду“ кто нам с Убивцем песни пел? Вот и делай! Заказчики решили так: для врагов мы — страшнее некуда, для своих — белые и пушистые. Вот и будь любезен, обеспечивай.
— Я знал, что где-то вы меня кидаете! — сообщаю я ему. — Тащи свою гитару, эксплуататор!
Следующие несколько дней проходят без каких-либо особенных происшествий. Днем я издеваюсь над „курсантом“ Анатолием, гоняя его, как сидорову козу. С „силовым комплексом“ ситуация у него куда лучше, чем с бегом, не даром он у себя в Ростове железки тягал. И отжимается, и подтягивается, и пресс качает хорошо. А вот с бегом — беда. И мускульная масса серьезная, и жирка поднакопил немало. Тяжело ему бегать. Но надо. Разведчика-диверсанта, как волка, кормят исключительно ноги. Они же и шкуру его спасают. А о каком спасении шкуры можно говорить, если человек „пятерку“ налегке пробежать толком не может. Что будет, если я на него оружие и БК повешу, даже думать не хочется. Но он молодец, не сдается. По крайней мере, на финише он больше не блюет, и остановок посреди дистанции себе не позволяет. После обеда у нас — занятия по тактике. Пока — больше в теории. Объясняю ему принципы организации засад на различной местности и, наоборот, признаки, по которым можно заблаговременно обнаружить засаду, поставленную на тебя. Учу ставить и снимать „растяжки“. Показываю различные способы изготовки к стрельбе и быстрой смены магазинов. В хозпостройках за трактиром отрабатываем передвижения в здании при его „зачистке“, прохождение углов, досмотр комнат. Одним словом КМБ у Толи — в лучших традициях спецназа. После ужина он, бедолага, в свою комнату буквально уползает. Но терпит, не скулит и не жалуется. А значит, не ошибся я в выборе, толк из него будет.
А я вечерами продолжаю играть на гитаре. Даже удивительно, насколько сразу увеличилось количество посетителей „Псарни“. Начались проблемы не то что со свободными столиками, но даже и со свободными местами. Кузьма даже заказал у знакомого
— Привет, — улыбается она, остановившись в паре шагов от моего стола.
— Здравствуй, красавица.
— А я вот решила сама в гости зайти, если ты до нас все никак не доберешься. Не против?
— С чего бы? Главное, чтоб батя твой не против был.
— Я, между прочим, уже взрослая, сама решаю — куда ходить! — обиженно дергает она загорелым плечиком, легко поняв мой несложный намек. — Но папа в курсе и не возражает.
— Вот и славно! — широко улыбаюсь я и извиняющееся развожу руками, дескать, не сердись, не подумавши ляпнул.
— Слушай, а что ты такой невежливый? Предложил бы девушке присесть.
— Черт! И, правда, где мои манеры?! — хлопаю я себя ладонью по лбу, и, положив гитару на стол, встаю и расшаркиваюсь, будто мушкетер времен Луи какого-то там, жалко шляпы с пером нету. — Не изволите ли присесть сударыня? Почту за честь!
— Изволю, — кокетливо отвечает „сударыня“ и опускается на отодвинутый мною стул. — Слушай, я, когда узнала, что ты тут вечерами на гитаре играешь, даже не поверила сначала. Ты ведь солдат.
— И что? Знаешь, Ксюша, одно другому совсем не мешает. Среди воинов романтиков куда больше, чем среди торговцев. Только они это скрывают…
— Серьезно? Вот уж не подумала бы. Скажи, скрытный романтик, а сможешь сыграть и спеть что-нибудь для меня?
— И о чем же тебе спеть, красавица?
— О любви, — тихо с придыханием отвечает она, и бросает на меня ТАКОЙ взгляд…
Ай да девочка! Браво! Слушайте, вот интересно, их всем этим штучкам что, втихаря от нас в школе учат, пока мы на уроках труда табуретки сколачиваем? Будь я чуть моложе, и менее опытен, уже потек бы, как мороженое на жарком солнышке, позабыв, что совсем недавно считал ее ребенком. А может дело совсем не во мне? Может, это не я такой матерый и сообразительный, а просто она еще слишком молодая, коготочки толком не отточившая? Пока еще не кошка, а котенок. Но, похоже, пройдет два-три года, и бате твоему придется у Сергеича ЗУшку покупать, от кавалеров твоих отбиваться. Однако, уж прости малыш, но ты опоздала, в моем сердце уже живет прекрасная девушка. У нее русые волосы и голубые глаза. И зовут ее Настя.
— О любви, значит? Хорошо.
Группа „Оргия Праведников“ и раньше-то была не очень известна, а сейчас и подавно… Но песни у ребят были великолепные. И я беру первые аккорды „Танца Казановы“.
Слабый шорох вдоль стен, Мягкий бархатный стук Ваша поступь легка — Шаг с мыска на каблук И подернуты страстью зрачки, Словно пленкой мазутной…Зал трактира вновь затихает. Здесь за последние дни уже привыкли к моему репертуару, и спокойно ели и тихонько разговаривали, когда я пел. Но эта песня была слишком необычной, непохожей на то, что я исполнял раньше. Завораживающие слова и музыка заставляли людей на время забыть обо всем.