Теряя веру. Как я утратил веру, делая репортажи о религиозной жизни

Лобделл Уильям

Я тоскую по своей вере — так же, как тосковал бы по всему, что очень долго любил. Я благодарен вере за то, что она помогла мне повзрослеть. Хоть я и пришел к убеждению, что моя религия основана на мифе, однако добрые плоды ее очевидны — и они не испарились вместе с верой. Но когда верующие пытаются вернуть меня обратно в свои ряды, вот что я хочу им сказать: ребята, вы зря тратите время. Трудно описать, до какой степени я сейчас не верю. Там, где прежде была моя вера, нет даже курящихся углей, из которых можно было бы вновь раздуть пламя — только пустота.

Заимствуя метафору у Будды, можно сказать, что восемь лет я переплывал реку на плоту, сколоченном мною самим, и наконец достиг нового берега.

Мой плот сделан не из дхармы, как в буддизме — он состоит из того, что я приобрел в пути: знаний, зрелости, смирения, критического мышления, готовности принимать мир таким, какой он есть, а не таким, каким я хочу его видеть. Не знаю, что принесет мне будущее на этой новой земле. Многие мои бывшие братья и сестры во Христе предсказывают, что я вернусь к христианству, и молятся за это, но такого исхода я для себя не представляю. Не думаю также, что приму какую-либо иную религию. По моим ощущениям, неверие в личностного Бога стало неотъемлемой частью моей души. Столь же немыслимы для меня и другие виды духовности.

Кроме того, мне нравится жизнь на неизведанном берегу — новая, интересная, полная возможностей. Когда я был христианином, такое ни за что не пришло бы мне в голову, но теперь я ощущаю восхитительную свободу. Не в смысле Блудного Сына — свободу гулять и дебоширить; нет, я свободен от необходимости сражаться с загадками христианства. Я перестал выдумывать объяснения для необъяснимых парадоксов веры. Я ощутил облегчение, сбросив с себя тяжкое бремя христианства Иисус сказал: «Придите ко Мне все тру-ждающиеся и обремененные, и Я успокою вас; возьмите иго Мое ни себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим; ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко» (Мф 11:28—30) — но в моем случае он ошибся.

Одно знаю точно: никогда я не стану цепляться за свое неверие так же, как цеплялся за христианство. Слишком долго я закрывал глаза на тяжесть Иисусова ига и бремен и религии, поскольку это могло навлечь беду на мою зеру.

В последней своей большой статье, посвященной религии, я рассказывал о том, как исследования ДНК, показавшие, что предки американских индейцев пришли в Новый Свет с Дальнего, а не с Ближнего Востока, подорвали традиционное понимание Книги Мормона и слов мормонских пророков. Вскоре после выхода этой статьи мормонская организация под названием «Образовательный фонд Санстоун» пригласила меня принять участие в круглом столе на тему: «Книга Мормона в свете исследований ДНК: что это для нас означает?» Прибыв на круглый стол в Школу Религии Клермонтского Университета, я поначалу испугался. Весь зал был заполнен «святыми последних дней», а я оказался единственным немормоном на сцене. Чувствовал я себя так, словно вошел в львиное логово — хоть львы и оказались на удивление ручными.

Несмотря на численное превосходство оппонентов, вечер прошел достаточно приятно. Ученые и историки церкви вели интересную дискуссию. Когда настал черед моего выступления, публика вежливо меня выслушала. Я думал, что услышать жесткую критику мне сегодня не придется. Но вот взял слово последний из выступающих, Клифтон Джолли.

Я не знал Джолли; но в мормонских кругах он известен как поэт, публицист и талантливый оратор. Внешне он походил на кабинетного затворника: узкое лицо, очки, седая бородка — вид вполне безобидный. Но вот он открыл рот и разразился 45-минутной речью, сумбурной, язвительной, гневной... и направленной в основном против меня.

— Стыд и позор «Лос-Анджелес тайме», которая пытается нас запугать! — так начал он свою тираду. — Стыд и позор «Лос-Анджелес тайме», уверяющей, что она открыла нечто такое, что имеет для нас значение, — что [коренные американцы] происходят не от евреев!

Он счел оскорбительным само то, что газета вздумала писать

о мормонах и их делах.

— Это не ваша история — это наша история, и мы будем ее рассказывать так, как, черт побери, считаем нужным! — бушевал он. — А если «Лос-Анджелес тайме» наша история не по душе, то пусть идут ко всем чертям!

Затем, чуть снизив тон, сообщил, что коренным американцам не о чем беспокоиться — ведь «и китайцем быть не так уж плохо». И снова возвысил голос, на сей раз против науки:

— Все эти выдающиеся ученые, физики мирового класса, все они — убийцы Бога... И плевать нам на «Лос-Анджелес тайме», воображающую, что нашу историю можно подтвердить или опровергнуть фальшивыми орудиями безбожных жрецов науки!

Закончил он (если я правильно его понял) тем, что мормонская вера реальна независимо от того, правда или ложь написана в священной книге мормонов.

— Даже если мы будем побеждены, даже если докажут, что все наши истории неверны — быть может, это приведет нас к пониманию того, что на самом деле важно, и к обсуждению единственного действительно важного вопроса: вопроса не о том, верны ли наши истории, а о том, верны ли мы им! — сказал Джолли.

Хотелось бы мне знать, что это значит: неважно, верны ли наши истории, важно, верны ли мы им?!

Джолли вопил и тыкал в меня пальцем, но я ощущал странное спокойствие. Обычно нападки вызывают у меня гнев и желание немедленно ответить, но сейчас было иначе. Я ясно видел: этот несоразмерно яростный ответ — плод отчаянного желания защитить веру, полную нелепостей и несообразностей. Факты упрямы, и все, что остается защитникам веры, — создавать дымовую завесу из гневных речей, звучных фраз, сарказма и ядовитых насмешек. Подозреваю, Джолли, как и большинство его мормонских братьев и сестер, считает, что религия сама по себе вещь полезная — члены церкви любят друг друга, помогают друг другу в несчастье, создают крепкие семьи и растят детей — так что нечего каким-то «внешним», журналистам или ученым, копаться в механизме и подвергать сомнению его устройство. Работает? Работает. Вот и не трогайте. А если слишком много народу начнет задумываться о том, как устроена эта машина, если откроется слишком много правды — фундамент, на котором выстроили свою жизнь Джолли и другие мормоны, может обрушиться. По крайней мере, с моей верой случилось именно так.

Уезжая из Клермонтского университета, я думал о том, что большую часть своей взрослой жизни не слишком отличался от Клифтона Джолли. Слепо — пусть и только про себя — защищал свою веру и отказывался признавать реальность вокруг себя. Я просто знал, что Иисус реален (в конце концов, я же чувствовал, как он вошел в мое сердце!), а раз так, все нападки на Него и на мою веру должны были быть лживыми. Я был твердо уверен: все сомнения, не дающие мне покоя, связаны с моими собственными слабостями, а не с истинностью или ложностью христианства. Кроме того, казалось немыслимым бросить то, что обещало мне утешение, руководство, круг друзей, защиту, чувство осмысленности жизни и, в конечном счете, спасение. Американцы тратят миллиарды долларов на продукцию, обещающую помочь им снизить вес. Представьте себе, насколько соблазнительнее звучат обещания религии!

Недавно я нашел в своих бумагах эссе, которое написал в 2003 году, во время недельного семинара для религиозных журналистов в Институте Пойнтера, журналистском вузе в Сент-Питерсберге, штат Флорида. В конце недели каждого из нас попросили написать о себе нечто очень личное. Задача оказалась на удивление несложной: дюжина репортеров из разных концов страны и даже из Европы за эту неделю сблизилась так, что мы делились друг с другом своими секретами, которые ни за что не открыли бы коллегам по редакции. Свое эссе я озаглавил «Духовное самоубийство». Вот отрывок из него: