Тесей. Бык из моря
Шрифт:
Она отвечала:
– Этого я не видела. Все окутал туман.
Но в голосе ее не было искренности и слышался страх. Я понял, что отец мой – знающий свое дело и благоразумный судья, у которого есть чему поучиться.
Он повернулся ко мне:
– Я не был уверен. Она могла сделать это по собственному невежеству, неправильно истолковав знамение. – А потом спросил у начальника караула: – Где ты отыскал ее?
Тот отвечал:
– На южной стороне. Она прихватила с собой обоих сыновей и пыталась уговорить детей спуститься с нее вниз. Но
Отец сказал:
– Я удовлетворен этим, Тесей, и отдаю ее в твои руки. Поступи с ней, как считаешь нужным.
Я обдумал его слова; понимая, что, если сейчас оставить ее в живых, в каком-нибудь далеком краю найдутся мужи, что недобрым словом помянут меня за это, и я обратился к отцу:
– Какой смертью принято здесь карать?
Внезапным движением, словно змея, она проскользнула мимо стражников (было видно, что они боятся ее) и остановилась перед отцом.
На лицах обоих – вопреки всему – оставался отпечаток близости мужа и жены, деливших ложе. Она негромко проговорила:
– Разве достойно тебя подобное деяние?
Он ответил:
– Да.
– Подумай, Эгей, пятьдесят лет над тобой тяготело проклятие Элевсина, и теперь ты ощутил его гнет. Правильный ли выбор ты сделал?
– Я выбрал богов.
Медея набрала воздуху в грудь, чтобы что-то сказать, но он громко крикнул:
– Уведите ее!
Стражи обступили жрицу. Но она повернулась к тому, кто более прочих опасался ее, и плюнула ему на руку; копье со стуком упало на пол, смертельно побледнев, воин схватился за кисть. Остальные зашевелились, намереваясь схватить Медею, но и опасаясь ее. И она закричала:
– Эгей, ты всегда был скуп! И как же ты намеревался расплатиться с нами? Чтобы избавиться от проклятия, хотел отдать жизнь какого-нибудь попутного странника, и все? Получить золото в обмен на коровью лепешку? Ты на это надеялся?
Отец против воли поглядел в мою сторону, словно бы она заставила его это сделать. Теперь я понял, какие слова он не хотел слышать, когда крикнул: «Уведите ее!» Я ощутил холод в животе – потрясение, в котором не было удивления. Я увидел мысленным взором жемчужно-белую птицу, распевающую на рассвете, крашеные стены и подумал: сколько же раз мы делили с ней ложе, после того как она задумала погубить меня?
Рука отца шевельнулась, чтобы отдать приказ, и я проговорил:
– Подожди.
Наступила полная тишина, лишь слышно было, как стучат зубы воина, выронившего из руки копье.
– Медея, – спросил я, – а царица Элевсина тоже знала, чей я сын?
Я заметил, как ее глаза впились в мое лицо, пытаясь прочитать по нему, какой ответ мне нужен. Но за последний час я успел повзрослеть и потому держал свои мысли при себе. Она отвечала со злобой:
– Сперва она хотела просто поставить тебя на место, как бешеного пса. Но когда брата ее постигла неудача, она прислала мне что-то из твоих вещей, и я заглянула в чашу с чернилами.
Отец пояснил мне:
– Твоя жена прислала мне предупреждение,
Задумавшись, я молчал. Отец продолжал:
– Она очистила бы меня от вины деда, сделав сыноубийцей. Ты служишь поистине благородной повелительнице.
Я успел окончить свою думу и поднял глаза.
– Забудем об этом, господин. Это развязывает мне руки, и путь теперь прям передо мной.
Медея вихрем обернулась ко мне. Раскосые глаза сузились и блеснули, рот сжался в ниточку и словно бы сделался шире; я невольно отступил назад, действительно ощутив в ней власть.
– О да! – вскричала она. – Твой путь ныне прям, эллин. Следуй, вор, той длинной тенью, которую отбрасываешь перед собой. Твой отец скоро это узнает. Отобрав у тебя тот кубок, он на десять лет оборвал нить собственной жизни.
Позади нее застыли стражи: отвисшие челюсти, напряженные глаза. Отец, побледнев, тем не менее не забывал поглядывать, как она воспринимает случившееся. Но смотрела она на меня – чуть покачиваясь, как змея, завораживающая взглядом свою жертву. Стражники сбились вместе, и я остался один.
– Слушай, Тесей, – негромко проговорила она, присвистывая, словно язык ее и впрямь был раздвоен. – Тесей Афинский. Ты пересечешь воду, чтобы плясать в крови. Ты будешь царем обреченных. Ты пройдешь лабиринтом в огне, ты пройдешь им во мраке. Три быка ожидают тебя, сын Эгея: земной бык, человекобык и морской бык.
Похолодев до глубины души, я ощущал прикосновение ее злой воли и призраков, скрывающих собственные лица. Мне еще никто не желал зла. Неожиданно стало холодно и темно, как бывает, когда змей поглощает солнце. Стражи попятились еще дальше, и отец шагнул вперед, став между мною и ею.
– Хочешь ли ты себе тихой смерти, ведьма? Если хочешь – молчи; ты уже довольно наговорила.
– Не поднимай на меня руку, Эгей, – холодно сказала она, и ведьмина сила ее словно бы росла из тайн их ложа, а не так, как бывает обычно – из ногтей или волос. – Неужели ты думаешь, что вместе со своим ублюдком сумеешь обмануть дочерей Ночи? Он выплатит твой долг, и даже с лихвой. Ты спас сына одной ночи, явившегося к тебе незнакомцем. Но сам он убьет плод своей самой нежной любви, сына своего сердца.
Я был тогда молод. И дети мои росли там и тут, я еще не думал о сыне своего дома, о том, каким хочу его видеть. И все же, подобно мужу, ночью стоящему на краю обрыва и ощущающему под ногами неведомые глубины, я почувствовал прикосновение еще не пришедшего горя – его нельзя осознать, пока оно не явится, а потом не следует вспоминать.
Я стоял потерявшись. Стражи бормотали, отец рукой ограждал меня от зла. Жрица точно рассчитала момент. Петляя как заяц, она проскользнула мимо всех и выбежала на балкон. Сперва я услыхал ее торопливую поступь и шелест широких юбок и только потом – шум непоспевающей стражи.