Тесей. Бык из моря
Шрифт:
Я потянулся к мечу, вспомнил, где оставил его, и подхватил. Снаружи пробежал встревоженный шумом часовой, столкнувшийся в двери с выбегающими воинами.
– Куда она побежала?
Он указал, и я выбежал на балкон. С моря задувал ветер. Холодный влажный туман прикоснулся к моему лицу, лег на плиты пола. Луна казалась клубком шерсти. Я вспомнил: говорили, что она умеет вызывать ветер.
Наверху было пусто. Я вбежал в дверь и споткнулся о постель, в которой спал какой-то страж. Под его причитания я поднялся, отыскал меч и увидел узкий дверной проем, прикрытый занавеской, она как раз шевельнулась. Позади оказалась освещенная факелом узкая лестница. Я бросился было
Без сомнения, это была колдунья, налагавшая на меня чары. Да, так и было. Руки мои вдруг похолодели и покрылись холодным потом. Сила разом оставила мои колени, я ощутил, как они дрогнули. Сердце заметалось в груди, дыхание участилось; я едва не задохнулся. Мурашки поползли по моей плоти, волосы зашевелились, вставая дыбом. Но ноги буквально приросли к полу, не желая нести меня вперед.
Заклинание приковало меня к месту, нутро мое выворачивала дурнота. Тень шевельнулась и исчезла со стены, ослабив связывающие меня чары, которые тут же отступили от меня. Я хотел было сбежать по лестнице, но мешали крутые ступени. Они привели меня в коридор, в свой черед закончившийся во дворе. Его заполнял темный и липкий туман, скрывающий любое движение.
Я повернул назад и услышал шум у себя над головой. Старик, о которого я споткнулся, поднял на ноги весь дворец своими воплями, он кричал, что из царских покоев только что выбежал огромный воин с обнаженным мечом в руке. Поднялся настоящий переполох. Навстречу валила толпа знатных мужей, скрывавших свою наготу щитами. Они закололи бы меня, если бы не своевременное появление отца. Только что зажженные факелы чадили в густом тумане; старики кашляли, визжали женщины, плакали дети, мужи обменивались известиями через весь двор. Наконец отыскали глашатая, утихомирившего смятение звуками рога. Отец вывел меня на балкон – не для того, чтобы сказать им, кто я такой, а просто чтобы меня случайно не убили. Он успокоил всеобщие страхи и обещал завтра объявить добрые вести; потом сообщил, что Медея сотворила мерзость перед лицом богов и людей и, пока ее не поймают, ворота останутся закрытыми.
Когда все успокоились, он спросил, не видал ли я колдунью, когда побежал следом за ней. Я отвечал отрицанием, что не было ложью; ведь мне удалось увидеть лишь ее тень. Я не хотел рассказывать обо всем, что случилось; она наложила на меня злые чары, и, если говорить о них вслух, зло может обрести над тобой власть. Пеан Аполлон, губитель тьмы, избавь меня в грядущем от подобных испытаний.
Глава 2
Ведьму и ее сыновей так и не нашли, хотя мы обыскали дворец от самой крыши до крипты [72] с колоннами и ниже – до пещеры священного змея. Проверили каждую трещину в скале, каждый колодец. Люди поговаривали, что Мать тьмы [73] прислала за колдуньей крылатого змея. Я молчал, понимая, что она могла наложить на стражу возле ворот то же заклятие, что и на меня.
72
Крипта – подземное святилище.
73
Имеется в виду Персефона.
На следующий день отец созвал народ. Из окошка дворца мы видели, как люди поднимаются вверх по извилистой дороге и рассаживаются на скале. Отец сказал:
– Сегодня они пришли
– Отец, я пришел сюда ради нее. – Он казался человеком, забывшим про отдых. – Лишь ты один, – продолжал я, – не лгал мне. Остальные потчевали меня детскими сказками, но ты оставил мне меч.
– И что же тебе наговорили? – спросил он.
Я рассказывал так, чтобы развеселить его; но он смотрел на меня долгим взором, заставившим меня заподозрить, что он еще скорбит о событиях недавней ночи.
– Ты правильно поступил, вверив меня попечению Посейдона. Он никогда не оставлял меня. И всегда отвечал, когда я звал.
Быстро взглянув на меня, он спросил:
– Как?
Я никому не рассказывал об этом, и сначала слова не шли с языка, но наконец я справился:
– Он говорит голосом моря.
– Да, – промолвил он, – это знак Эрехтейского рода. Я слышал его, когда зачинал тебя.
Я ожидал, но отец не стал рассказывать мне о том, были ли другие разы, поэтому я спросил:
– А как бывает с нами потом, в самом конце?
– Бог призывает нас на возвышенное место, – сказал отец, – и мы прыгаем вниз к нему. По собственной воле.
Он умолк, и мне показалось, что я всегда знал это.
– Так лучше, – проговорил я. – Не то что у землепоклонников. Муж должен уходить сам, а не подобно быку.
Люди теперь уже теснились друг к другу под нами; голоса их жужжали, словно пчелы, если повалить дерево с их дуплом, а запах их тел поднимался прямо к нам.
Отец сказал:
– Пора выходить.
Теперь, когда время пришло, руки мои прилипли к подлокотникам кресла. Пока отец говорил, я думал обо всех тех бесчисленных глазах, что будут смотреть на меня. Я люблю все делать самостоятельно, не по принуждению.
– Отец, – проговорил я, – а если они не поверят, что я твой сын? Они могут решить, что мы заключили сделку; я выступаю против паллантидов, чтобы стать наследником Афин.
Он отвечал одной из редких улыбок и положил руку мне на плечо:
– Трое из пятерых так и подумают. Хочешь знать, что они скажут: «Ай да Эгей, старый змей, не тратит и мгновения даром. А тут подвернулся новый царь Элевсина, юный эллин, не желающий идти той дорогой, которой проследовали его предшественники. Как раз то, что нужно; будет благодарить за собственную жизнь, кем бы ни был его отец. К тому же похож на бойца. Кто скажет, что это не бог послал его? Пожелаем ему удачи и не будем лезть с вопросами». – Рядом с ним я ощущал, как еще молод и неискушен. Отец продолжал: – У моего брата Палланта десятеро рожденных в браке сыновей – все уже взрослые – и еще примерно столько же от женщин его дома. И у многих из них есть собственные сыновья. Воцарившись, они разорвут Аттику, как волки мертвого коня. Словом, у тебя, сын мой, есть одно огромнейшее преимущество, ты – один-единственный наследник, а не один из пятидесяти.
Взяв мою руку, отец повел меня из покоев. Я немедленно убедился в его правоте: что бы они ни думали, но меня приветствовали. Когда мы вернулись, он улыбнулся и сказал:
– Начало положено, а теперь только дай им время; они еще скажут, что ты просто вылитый Эрехтей.
Мы начинали ощущать большую близость. Смею сказать, что, воспитывай он меня с детства, мы бы в основном ссорились, но теперь испытывали друг к другу что-то вроде нежности. Похоже, чаша с ядом сдружила нас.
Отец приказал устроить вечером пир и великое жертвоприношение Посейдону. Когда ушли жрецы, я сказал: