Тесный путь. Рассказы для души
Шрифт:
Так Таня после Лавры оказалась в Дивеево. Сразу почувствовала, что люди здесь живут особенные: во-первых, само место особенное — удел Пресвятой Богородицы, во-вторых, когда монахинь разгоняли, многие осели у местных жителей, ютились в их избушках. И, конечно, принесли с собой монашескую молитву и образ жизни. И многие местные стали очень верующими людьми.
Бабушка Анна, которая приютила Татьяну, была такая молитвенница! Правило вычитывала монашеское. И пока с утра сто пятьдесят молитв Пресвятой Богородице не прочитает,
В то время здесь была небольшая женская община. Возглавлял её дьякон, которого в шутку называли «наша старшая сестра». Татьяну отвели к старице, последней из оставшихся в живых инокинь Дивеевской обители.
Много скорбей и трудностей выпало на её долю. В детстве видела грубость, сквернословие, драки, затем трудовая монастырская жизнь, общие послушания, после закрытия монастыря — скитания, гонения, тюрьма и лагерь. Лагерный номер 338, который пред сказала ей ещё дивеевская блаженная Мария Ивановна. В лагере обыскивали, отнимали нательные кресты, запрещали молиться. Чуть не умерла в лагерной больнице и потом всю жизнь страдала от хронического плеврита и мучилась от кашля.
После многолетних скитаний вернулась в Дивеево с другими оставшимися в живых сёстрами обители. Маленький домик номер шестнадцать по улице Лесной. Здесь она прожила сорок лет. В прежние времена в монастыре имена меняли только при монашеском постриге, а при иноческом оставляли имя прежним. Поэтому матушку все местные знали под её собственным именем Евфросиния, Фрося.
В 1984 году архимандрит Вонифатий из Троице-Сергиевой Лавры по благословению Святейшего Патриарха Пимена постриг мать Евфросинью в схиму. При постриге её нарекли Маргаритой.
Когда Таня приехала в Дивеево, старице было уже девяносто лет. Она принимала приезжающих паломников, сестёр общины и относилась к этому как к послушанию, данному ей Самой Царицей Небесной. Старица доставала чугунок батюшки Серафима, поручи, кожаные рукавички преподобного, его большой железный крест. Всё это бережно хранилось, пряталось в годы гонений. Мать Маргарита одаривала богомольцев сухариками из чугунка преподобного, давала советы, наставляла, молилась за всех, кто нуждался в молитве.
Когда Таня с одной сестрой общины пошли к матушке, то по пути завернули на святой источник, искупались не спеша. А старица, оказывается, ждала гостей сразу после Литургии. А потом у неё свои дела, правило молитвенное. И вот заходят Таня с сестрой в дом: в крошечной избушке —сени, кухонька, маленькая келья с низеньким потолком. Заходят, а матушка ворчит:
— Двери закрывайте! Чего так поздно-то пришли?! Где вас носило?!
Таня опешила. Она представляла мать Маргариту такой благообразной
благочестивой схимницей, как в Патериках описывают стариц. Чтобы каждое слово как пророчество, в каждом предложении —свидетельство о прозорливости. Новоначальные ведь часто увлекаются внешним благочестием, бывает, с уст не сходит: «простите,
Такой её и местные знали. Называли «бабка Фрося».
Духовный человек всех понимает, а душевные и плотские люди —они духовного человека не понимают.
(Такой была и схимонахиня мать Сепфора, молитвенно стоящая у истоков возрождения Оптиной пустыни и Клыково. Она тоже была старицей, но жила очень прикровенно, молитвенный подвиг свой скрывала. К ней приезжали иеромонахи, игумены, протоиереи за духовным наставлением, за советом, а соседки недоумевали: «Почему это к нашей бабушке Даше столько священников из Оптиной ездит?».)
Таня тогда, в свой первый приход к схимнице, только одно почувствовала: как хорошо ей в этом маленьком домике, как легко на душе рядом с матушкой, как уходят тревоги и заботы. И ещё поразилась: какое светлое лицо у старицы! И в келье у матушки было очень благодатно—две большие иконы: преподобного Серафима Саровского и Божией Матери «Умиление».
Таня попросила:
— Матушка, благословите мне остаться. Быть в общине я, наверное, не заслуживаю, недостойна. Мне бы хоть коров доить или полы мыть, лишь бы жить рядом с Дивеево.
Старица улыбнулась и благословила девушке остаться в общине.
А позднее, когда уже много раз приходила в эту избушку — придут все вместе — кто на пол сядет, кто на коленях рядом с матушкой, —Татьяна начала понимать, каким сокровенным человеком была старица. Она скрывала все свои дары. Внешне —никакого елея. Обедает, лепёшку ест: «Эх, какая вкусная лепёшка! Как хорошо!» Люди придут: «Как там твоя корова? А как твой племянник?» Со стороны — обычная бабушка.
Как-то Таня пошла к матушке с одной сестрой. Та недавно приехала и уже была несколько раз у старицы. И вот идут они, а сестра и спрашивает:
— И чего мы к ней идём?! Она только ест да спит. Обычная старенькая бабушка.
Таня ей отвечает:
— Матушка молится. А это самый большой труд.
Заходят они к схимонахине в домик. Старица Таню впускает в келью, а её спутнице и говорит:
— И чего ты ко мне пришла?! Я только ем и сплю. Обычная старенькая бабушка. Что же я тебе могу полезного сказать?
Духовного человека видит только духовный. Или тот, кто стремится к духовности, ищет её. И такой человек мог почувствовать в старице скрытую внутреннюю духовную силу. Рядом с ней душа чувствовала что-то неземное. Такую лёгкость! Мир помыслов, тишину душевных сил.
А она молилась за всех, кто приходил к ней. Молилась после встречи и молилась во время беседы. И человек, не знающий, что такое сердечная, непрестанная молитва, ничего не понимал: отчего ему так хорошо здесь, в этой маленькой келье, отчего так тянет приходить сюда снова и снова...