Тэсс из рода д'Эрбервиллей. Джуд Незаметный
Шрифт:
Потом он достал из комода аккуратно перевязанную пачку писем, — их было мало, очень мало, чтобы назвать настоящей перепиской. Каждое письмо лежало в своем конверте, и написаны все они были тем же женским почерком, что и заметки по истории. Он раскрывал их одно за другим и задумчиво перечитывал. С первого взгляда могло показаться, что в этих коротеньких записках не над чем и размышлять. Это были незатейливые, откровенные письма, подписанные "Сью Б.", такие, какие пишутся в недолгой разлуке, в расчете, что их скоро уничтожат; они касались в основном прочитанных книг и различных событий в педагогической школе, о которых сам автор, наверное, забывал на другой же день после
Он выдвинул другой ящик, нашел в нем конверт и вынул из него фотографию Сью, сделанную, когда она была еще девочкой, задолго до той поры, как он с ней познакомился, — она стояла у шпалеры с корзиночкой в руке. Была у него и еще одна карточка Сью, на которой она была изображена молодой привлекательной женщиной, темноглазой и темноволосой, — портрет этот очень точно передавал серьезность Сью, скрытую под внешним легкомыслием. Такую же фотографию она подарила Джуду и выбрала бы для подарка любому мужчине. Филотсон поднес ее к губам, потом опустил, вспомнив смутившие его слова письма, но в конце концов все же поцеловал безжизненный картон со страстью и благоговением восемнадцатилетнего юноши.
Лицо у школьного учителя было болезненное и немолодое, это подчеркивалось еще тем, что брился он по-старомодному. На этом лице лежала печать врожденного благородства, свидетельствовавшая о неизменном стремлении во всем быть справедливым. Речь у него была несколько замедленная, но интонации такие искренние, что замедленность эта не казалась недостатком. Седеющие волосы его вились и расходились от макушки. Лоб пересекали четыре морщины, он был в очках, правда, надевал он их только по вечерам, когда читал. Можно было почти с уверенностью сказать, что не отвращение к женщинам, а самозабвенная страсть к науке до сих пор удерживала его от вступления в брак.
Он часто предавался таким тихим размышлениям, когда был не на глазах учеников, чьи зоркие, проницательные взгляды порою становились просто, нестерпимы для застенчивого учителя, болезненно переживавшего свою любовь к Сью, и в предрассветные часы он с ужасом думал о том, что снова увидит эти пытливые глаза, грозившие разгадать его мечты.
Он добросовестно подчинился требованию Сью не посещать ее часто в педагогической школе, но в конце концов терпение его истощилось, и как-то в субботу после обеда он поехал к ней с неожиданным визитом. Он стоял у входа в колледж, с минуты на минуту ожидая, что она выйдет к нему, как вдруг, словно снег на голову на него обрушилось известие об ее исчезновении, похожем скорей на исключение, и когда он повернул обратно, он не видел перед собой дороги.
Сью ни слова не написала о происшедшем своему жениху, хотя все случилось две недели назад. Однако, собравшись с мыслями, он решил, что это еще ничего не значит: причиной молчания в такой же мере могла быть прирожденная стеснительность, как и виновность.
Ему сказали, где она теперь живет, и, не беспокоясь пока что о ее новом устройстве, он мысленно вознегодовал на педагогический совет школы. В расстроенных чувствах он зашел в соседний собор,
Джуд не разговаривал со своим героем былых лет с тех пор, как виделся с ним у макета Иерусалима. Сделавшись нечаянным свидетелем ухаживаний Филотсона на деревенской улочке, молодой человек испытывал какую-то странную неловкость при мысли о старшем друге, не желал встречаться или вступать с ним в какие-либо отношения, а когда ему стало известно, что Филотсону удалось заручиться пусть только обещанием Сью выйти за него замуж, он откровенно признался себе, что не хочет больше ни слышать, ни видеть своего наставника, ни знать о его намерениях, ни даже вспоминать о его прекрасных качествах. В этот день Джуд ждал Сью, как они условились, вот почему, увидев в нефе собора Филотсона, который направился к нему с явным намерением заговорить, Джуд был немало смущен, однако Филотсон и сам был так смущен, что этого не заметил.
Джуд пошел к нему навстречу, а затем они отошли от рабочих к тому месту, где Филотсон только что сидел. Джуд предложил учителю сесть на кусок мешковины, чтобы не запачкаться…
— Да, да, — машинально согласился Филотсон, усаживаясь и глядя куда-то себе под ноги, словно пытаясь вспомнить, где же он находится. — Я вас надолго не задержу. Просто я слышал, что вы недавно виделись с моей приятельницей Сью, и я решил поговорить с вами. Мне лишь хотелось спросить… о ней.
— Кажется, я догадываюсь, что именно! — поспешно сказал Джуд. — Вы хотите спросить, почему она сбежала из педагогической школы и пришла ко мне?
— Да.
— Так вот… — На какое-то мгновение у Джуда возникло малодушное, жестокое желание любой ценой избавиться от своего соперника. Прибегнув к предательству, на какое может толкнуть мужчин — во всех прочих отношениях людей глубоко порядочных — ревность к сопернику, Джуд мог разделаться с Филотсоном, стоило ему заявить, что скандал разразился не зря и что судьба Сью теперь бесповоротно связана с его судьбой. Но он все-таки не поддался низменному инстинкту и лишь сказал: — Я рад, что вы были так добры и пришли ко мне откровенно поговорить об этом. Вы знаете, что они сказали? Что я должен жениться на ней.
— Что?!
— А мне так бы хотелось, чтобы это было возможно!
Филотсон вздрогнул, и его бледное лицо заострилось, словно у мертвеца.
— Я не предполагал, что дело приняло такой оборот! Господи боже!
— Нет, нет! — в ужасном, смущении вскричал Джуд. — Вы не поняли! Я хотел только сказать, что, имей я возможность жениться на ней или на ком-нибудь еще и осесть на одном месте, а не снимать комнаты то тут, то там, я бы с радостью это сделал!
На самом деле он просто хотел сказать, что любит ее.
— Но, раз уж мы начали этот неприятный разговор, что же все-таки произошло? — спросил Филотсон с решительностью человека, предпочитающего один раз испытать сильную боль, чем растягивать пытку и пребывать в неизвестности. — Бывают случаи, — а этот случай именно таков, — когда приходится задавать и не очень деликатные вопросы, чтобы избежать кривотолков и пресечь скандал.
Джуд охотно все объяснил, рассказал одно за другим все, события, включая ночь, проведенную у пастуха, и то, как она, вымокнув до нитки, пришла к нему, продрогшая после вынужденного купанья, и чуть не заболела, об их ночном разговоре и о том, как на другое утро он проводил ее.