Тетрадь первая

Цветаева Марина Ивановна

Всё те ж: убей!

* * *

Твоя неласковая ласточка

* * *

Милый друг, теперь работаю только так: око за око, т. е. письмо за письмо. Пришел час: или нашей беседы или моего замолчания. (Замечаете, что змея начинает поднимать голову? — недораздавленную.)

У Вас нет ко мне ни доверия, ни человеческого отношения, Вы втайне считаете меня вредной и льститесь на меня вопреки чему-то в себе. Завороженность, а не приверженность. — Жаль.

* * *

— Марина! Наша комната сейчас

похожа на чердак горничных. И горничная удивляется, что господин не говорит ей, что ее любит.

* * *

Тих междуребёрный расстрел,

Глух междуребёрный застенок.

* * *

… 

…От нищенств и напраслин.

Да, ибо в час, когда придут цари —

Дитя покинет ясли.

Сиротствующее — найдет отца

И даже век не взбросит

Когда придут и розы и сердца

И лавры на серебряном подносе

Удостоверишься — повремени!

Что выброшенной на солому

Не надо было ей ни славы, ни

Сокровищницы Соломона.

И вместо всех — в м'aревах дней и судьб —

Мне строящихся храмов —

Я бы хотела т'aк: камень на грудь —

И п'oд голову — камень.

* * *

До убедительности, до

Убийственности — просто:

Две птицы вили мне гнездо:

Истина и Сиротство.

* * *

Ты, последний мой колышек

В грудь забитую наглухо.

* * *

Danzig Promenade, 6

Verlag «Век Культуры»

Ив<ан> Яков<левич> Герман

* * *

L"utzow 85-49

Magdeburger Str<asse> 25

Pension H"oltzl-Sheridan

* * *

Nestorstr<asse> 6 bei Pinkus

Herr Sotschiwko

* * *

— Конец радужной тетради —

Берлин, июль 1922 г.

* * *

девять писем

с десятым, невернувшимся, и одиннадцатым — полученным [97] .

* * *

17-го июня 1922 г.

— Письмо первое —

* * *

Две тщетности — на сон грядущий. (Это наш с Вами час, днем мы — ремесленники.)

Мой родной! Книга, которая сейчас — Вашей рукой — врезалась в мою жизнь — НЕ случайна. Услышав — обмерла [98] .

97

Адресат писем — А. Г. Вишняк.

98

Florentinische N"achte («Флорентийские ночи» (нем.) — новелла Г. Гейне.)

Вы сами не знаете — Вы ничего

не знаете! — до чего всё ПРАВИЛЬНО.

Но Вы ничего не знаете, Вы только очень чутки (не СОЧУВСТВЕННО, — как зверь: всем востромордием!) — в какие-то минуты Вы безошибочны.

Я не преувеличиваю Вас, всё это в пределах темнот (которые беспредельны!) — и мехов (шепот'oв, бормот'oв и т. д.). — Пока. —

Я знаю Вас, Вашу породу, Вы больше вглубь (и не отвес, а винт), чем ввысь. А вглубь — это ночь. Уносит — рассвет, уводит — закат, ночь втягивает и погружает. Тонет сама. Поэтому мне с Вами хорошо без света: в голосах (как в мехах!), я бы сказала: в голосовых настороженностях. Это не переутонч'eние: я просто точна.

Поэтому во все ТАКИЕ часы Вашей жизни (срок полгода!) Вы будете — со мной.

Есть люди страстей — чувств — Вы человек дуновений. Мир Вы воспринимаете накожно: это не меньше чем: душевно. Через кожу (ощупь, пять чувств) Вы воспринимаете и чужие души, и это, может быть, верней. Ибо в своей области Вы — виртуоз (попутная мысль: забал'yю?) Вам не надо всей руки в руке, достаточно и рукава.

Поэтому Вы так дома в некоторых моих стихах (НЕ в Красном Коне!). — Чуткость на умыслы. —

Я не преувеличиваю Вас в своей жизни — Вы легки даже на моих пристрастных (милосердных! неправедных!) весах. Я даже не знаю, есть ли Вы в моей жизни? В просторах души моей (слово Кн. Волконской о В. Соловьеве) — нет. Но в том: ВОЗЛЕ ДУШИ, в каком-то МЕЖДУ, во всем предсонном, во всем где «я — не я и лошадь не моя» — там Вы не только есть, только Вы и есть. (Сейчас!)

Вы слегка напоминаете мне одного моего друга — пять лет назад — благодаря которому я написала много лишних стихов, враждебных всем как не мои и близких только — всей его породе.

Но я не хочу сейчас говорить о нем, я его давно и совсем забыла, я хочу сейчас радоваться Вам и тем темным словам (силам) которые Вы из меня выколдовываете.

Последние годы я жила такой другой жизнью, так КРУТО, так СКУПО, в таких ледяных задыханиях, что сейчас — руки развожу: я???

Мне нежно от Вас как от меха. (Другие будут говорить Вам о Ваших высоких духовных качествах, еще другие — о прекрасном телосложении. — Может быть! — А для меня — мех.)

Но мех — разве меньше? Мех: ночь — логово — звезды — вой — и опять просторы.

Логос и логово. (Я — к Вам, и я — к Белому, кроме того — оцените цинизм! — неплохое название для статьи. Но я не пишу статей!)

— Мои нежный! — (От присутствия которого мне нежно: дающий мне быть нежной)

— Не окончено —

* * *

19-го нов<ого> июня 1922 г.

— Ночь вторая —

Вино высвобождает во мне женскую сущность (самое трудное и скрытое во мне!).