Тетрадь первая
Шрифт:
Вперлась —
Зал в два света
— в два цвета,
Зал в два света
Ручки стиснула
Месяц | — ливнями,
Слезы |
Ну поистину —
Дева дивная
Платье — красного атласа
…
Красным морем пролилася
Середь лунных | морей
мертвых |
Ручку правую сдружила
А и с левой рукой…
Белизну я воспринимаю не как отсутствие цвета, а как присутствие.
Куды
Вьется! Вот-вот
В лунную стклянь
Рыбой уйдет
Куды ни кинь —
Клином! Вот-вот
В лунную хлынь |
синь |
Дымом уйдет…
1. Подивился барин дичи…
— Может грех какой девичий:
Co-сна, во-сне…
— Не знаю, н'e…
2. Подивился барин сдаче:
— Может грех какой ребячий:
…во сне…
— Не зна — ю, не…
3. Подивился барин вздору:
— Может грех такой, который
Долго ль — вместе лечь?
(Дольше — вести бечь!)
Мой последний сказ —
В нужный день и час…
Листья ли с древа рушатся,
Розовые да чайные?
То |
Нет | — с покоренной русости
Ризы ее, шелка ее.
Ветви ли в воду клонятся
К водорослям да к ржавчинам?
То |
Нет | — без души, без помысла
Руки ее упавшие.
Смолы ли в траву пролиты,
В те ли во льны кукушечьи?
То |
Нет | — по щекам на коврики
Слезы ее, — ведь скушно же!
Барин, не тем ты занятый,
А поглядел бы зарево!
То в проваленной памяти
Зори ее: глаза его!
Расставаться — ленятся…
(Конец первой черновой М'oлодца: черная тетрадка с белой наклейкой.)
ВТОРАЯ ЧЕРНОВАЯ МOЛОДЦА
(черная средней толщины, без наклейки)
Черновая для М'oлодца
(Тетрадь подарена Сережей 1/14 ноября 1922 г. в Чехии, в Горних Мокропсах, близь Праги. Начата 2/15 ноября 1922 г., в день рождения моей матери. Ей сейчас было бы 53 года. Сейчас, когда переписываю — почти 63 г.)
II ч<асть>
Глава третья
Ровно выстрел пушечный
Часы-сроки грянули, —
И в снегах подушечных
Молодая барыня
Никого не слушавши
Часы-сроки грянули…
Из письма к Б. П.
(NB! Обе черновые М'oлодца приходятся посредине зеленой с черным тетради, т. е. тогда Б. П. еще не уехал.)
…Мой любимый вид общения — потусторонний: сон. Я на полной свободе.
…Письмо не слова, а голос. (Слова мы подставляем.)
Я не люблю встреч в жизни: сшибаются лбами. Две глухие стены. (Брандмауэра, а за ними — Brand! [152] ) Так не проникнешь. Встреча должна быть аркой, еще лучше — радугой, где под каждым концом — клад. (O`u l’аrc en ciel a pos'e son pied… [153] )
Но
152
пожар (нем.), а также имя героя одноименной драмы Г. Ибсена.
153
«Где радуга опустила свою ногу» (фр.).
154
Северное море (нем.).
Но я свои соблазны оставляю тоже в духе.
Сейчас расстаются на слишком долго, поэтому хочу — ясными и трезвыми словами: — на сколько и когда. Потому что я — так или иначе — приеду. Теперь признаюсь Вам в одной своей дурной страсти: искушать людей (испытывать) непомерностью своей правдивости. Давать вещь так, как она во мне и во вне — есть. [155] Испытание правдой. Кто вынесет? Особенно если эта правда, в данный час, — Осанна! Моя Осанна! Осанна моего данного (вечного) часа. Я не умеряю своей души (только — жизнь). А так как душа — это никогда: я, всегда: ты (верней — то) — то у другого или руки опускаются (трусливое, хотя тоже правдивое: «да ведь я не такой!») или земля ходит под ногами, а на земле — я, и ноги по мне. Принимаю и это.
155
Пример во-вне:
— Ты поцеловала себя в зеркало как я тебя просила?
— Нет, в той комнате было холодно и я не пошла.
NB! Прибавлено при переписке, Б. П. этого не писала. 1932 г.
NB! Полнота правды есть ее точность. Не: ВСЁ, как было, а: всё КАК БЫЛО 1932 г.
Я знаю, что в жизни надо лгать (скрывать, кроить, кривить). Что без кройки платья не выйдет. Что только устрашишь другого потоком ткани. Что в таком виде это не носко — и даже невыносимо. Но мои встречи — не в жизни, вне жизни, и — горький опыт с первого дня сознания — в них я одна (как в детстве: «играю одна»).
Потому что ни другому, ни жизни резать не даю. Моя вина — ошибка — грех, что средства-то я беру из жизни. Так ведя встречу нужно просто молчать: ВСЁ внутри. Ведь человек не может вынести. (Я бы могла, но я единственный из всех кого встретила — кто бы могла! Я всему большому о себе верю. Только ему. Нет — слишком большого!)
А потом меня обвиняют в жестокости. Это не жестокость. Свет перестал брезжиться (пробиваться) через тебя, через эту стену — тебя, ты темный, плотный, свет ушел — и я ушла.
К чему сейчас всё говорю? А вот. (Соблазн правдой!) — Вы сейчас мой любимый русский поэт, и мне нисколько не стыдно сказать Вам, что только для Вас и именно для Вас сяду в вагон и приеду. Ездят же чтобы купить себе пальто.
Никогда не поверю, что Вы есть. Вы есть временами, потом Вас нет. (Ваше исчезновение на кладбище.)