Тетрадь третья
Шрифт:
Сегодня, 17-го, я получила Ваше письмо и его (том писем).
Ваше письмо пенится — и плещется — и сверкает — Боденское озеро — слово из моего детства, я жила тогда во Фрейбурге (Брейсгау), и у меня была подруга — Брунхильда — из тех мест, похожая на русалку. Я так ее полюбила (за ее красоту: русалочность!), что нам вскоре вовсе запретили встречаться — как будто я была озером, желающим забрать ее домой — со школьной скамьи и песчаной отмели!
Брунхильда с Боденского озера.
…После Рильке я никого не любила, ни в ком не жила, он был моей последней
Вы так долго не писали, что я подумала: госпоже стало боязно, она не желает полноты чувства, она переполнена — и я не прерывала Вашего молчания и сама бы никогда не написала (окликнула).
Когда мой ребенок умер в России от голода и я узнала об этом — просто на улице от незнакомого человека (— Маленькая Ирина Ваша дочка? — Да. — Она умерла. Вчера умерла. Завтра мы ее будем хоронить.), я молчала три месяца — ни слова о смерти — никому — чтобы он <ребенок> не умирал окончательно, еще (во мне) — жил. Поэтому Ваш Рильке не называл моего имени. Назвать — разъять: отделить себя от вещи. Я не называю никого — никогда.
Грядет холодная зима — уже холодно, хотя зимы еще нет — у моего мужа нет работы, да он и не может работать, потому что болен. Изнурительная и удушающая нищета, распродаю дареные вещи (красивые вещи — к чему они мне?) по 20–30 франков — которые тут же улетучиваются. Моя дочь вяжет, но за свитер — 2 недели работы — дают всего 50 франков. Я умею только писать, только хорошо писать, иначе давно бы разбогатела.
С русской эмиграцией я лажу плохо, ибо — стою в стороне, живу лишь в моих тетрадях и обязанностях, и если порой раздается мой голос — это всегда правда, как совсем недавно, когда наш великий советский поэт Маяковский выступал здесь в Париже. На другой день я написала ему открытое письмо — это был ликующий зов — а еще на другой день я была изгнана из газеты, где я изредка печатала свои стихи (нет, где их изредка — допускали), — «за советские симпатии».
Я совсем одинока, для тамошних — эмигрантка, для здешних — <пропуск одного слова> — только потому, что я не политик.
Мне хочется мыть руки всякий раз, когда газету — вижу.
Милая госпожа в старом парке, огромное Вам спасибо за огромный подарок. К тому часу, когда все окна вокруг черны — моему часу, одно лишь мое светящееся окно! — я открываю книгу и снова становлюсь собою — вне закона <букв.: вольной как птица> как написано в Ваших старых законах (нем.). ]
(Уже осень 1930 г., после С<ен> Лорана.)
Строки:
…Тригорбого верблюда
Обиды — не забуду.
Мур:
Зверский сад.
— Вы только ростом м'aленьки, а так — Вы дама.
(жене зубн<ого> врача, крохотной)
Я свечек не ем вообще.
Мур: — Мама, у нас черти в ванной завелись. Я слышал, как они сейчас: и-и-и! Совсем м'aленько. За печкой. Совсем тоненько. Подите послушайте.
Мёдон, 8-го ноября 1930 г.
(NB! Здесь какой-то большой пропуск — сейчас еще не напала на след: с 14-го апреля 1930 г. по 8-ое ноября 1930 г. — ни одной записи о Муре и ни одной собственной. В большой тетради — зеленой —
Мур — 31-го дек<абря> 1930 г.
— Не понимаю: зачем жена нужна?
— Чтоб в доме порядок был.
— Но ведь мама есть.
— Мамы умирают (объясняю возраст).
— А зачем еще жена нужна?
— Чтобы был близкий человек, который тебя пожалеет. Ну, у тебя горе, например. Кому расскажешь?
— Гостям расскажу.
— Но гостям твое горе неинтересно, они как раз ходить перестанут.
— Тогда совсем не говорить.
— Но я все-таки не понимаю — зачем жена нужна?
— Чтобы дома кто-нибудь ждал вечером. Вернешься домой — никого нету.
— Позову гостей.
— Но нельзя ж каждый вечер — гостей (и т. д.).
— А еще зачем жена нужна?
— Чтобы скучно не было одному.
— Но жена — своя. (Лукавая улыбка) Вот если бы новая жена каждый раз…
(Последняя запись 1930 г. — 31-го дек<абря> 1930 г. Мёдон.)
1931 г.
Встреча Нового Года у И<звольских>. Е<лена> А<лександровна>, ее мать, [74] Маруфф, дядюшка, гр. Комаров [75] (Мур: Графка Маруффка), Ел. Ник., [76] С., Мур, я.
Мур в гостях спит и просыпаясь в камине находит: красный лакированный мяч в синей сетке, маленький поездок и розовые вязаные башмаки для Мумсика.
74
Маргарита Карловна Извольская (урожд. Толль).
75
Правильно: гр. Комаровский Виктор Владимирович (1866–1934) — в прошлом крупный государственный чиновник; действительный статский советник; церемонийместер при дворе Николая II.
76
По-видимому, Е. Н. Арнольд.
Спим вместе на огромном поперек себя шире и<зволь>ском диване, под розовым атласным одеялом.
(Аля в своем первом розовом вечернем длинном шелковом платье — с Л<ебедевы>ми на вечере Кр<асного> Креста.)
Дай Бог — в Новом Году — всем здоровья, всем — успешного ученья
— мне
— дописать в этом году, [77] устроить французского М'oлодца и — новую дружбу.
77
Пропущено название: «Поэма о Царской Семье».