Тетралогия Будущего
Шрифт:
Я бросил ломать голову над разгадкой иллюстраций и принялся за чтение. «Трудяга» установил газету на специальном пюпитре, и некоторое время мне казалось, что вся она состоит из одной страницы, — я никак не мог уразуметь, как чертова штука раскрывается. Все листы словно смерзлись намертво.
Наконец я случайно коснулся нижнего правого угла первой страницы; она загнулась вверх и перелистнулась — тут, видно, заключалась какая-то хитрость. И другие страницы открывались легко и даже изящно — стоило мне коснуться их нижнего правого угла.
Добрая половина содержания газеты была мне так знакома, что я почувствовал тоску по дому, по прежним временам: «Ваш гороскоп
Другие заголовки касались новых понятий, но их содержание все объясняло: «ЛУННЫЙ ШАТТЛ ДО СИХ ПОР ПОДВЕРГАЕТСЯ МЕТЕОРИТНОМУ ДОЖДЮ — суточная станция получила две пробоины. Погибших нет»; «В КЕЙПТАУНЕ ЛИНЧЕВАЛИ ЧЕТВЕРЫХ БЕЛЫХ — ООН требует принятия санкций»; «МАМАШИ ВЫСТУПАЮТ ЗА БОЛЕЕ ВЫСОКИЕ СТАВКИ — они требуют объявить „любительниц“ вне закона»; «ПЛАНТАТОР ИЗ МИССИСИПИ ОБВИНЯЕТСЯ В НАРУШЕНИИ ЗАКОНА О НЕПРИМЕНЕНИИ „ЗОМБИ“ — защитник утверждает: „Этим работникам лекарств не вводили. Они просто тупы от природы!“
Ну, про «зомби» я знал не понаслышке, а из собственного опыта.
Некоторые газетные сообщения я совершенно не понимал. Продолжали распространяться «воггли», и пришлось эвакуировать жителей еще трех городов во Франции; полагают, что король отдаст распоряжение засыпать пораженные площади. Король? Ну ладно, французские политики на все способны, но что за «санитарная пудра», которую они собираются использовать против «вогглей»? Может, что-нибудь радиоактивное? Надеюсь, они выберут для распыления безветренный день… лучше всего — тридцатое февраля. Я сам схватил дозу радиации в Сандиа по вине одной идиотки из химического подразделения ВАК. Своей блевотиной я, слава богу, не подавился, но кюри поймать — врагу не пожелаю.
Полицейское отделение Лос-Анджелесской лагуны получило на вооружение «ликойлзы». Начальник отделения предложил всем гомикам убираться из города. «Моим людям приказано сперва оглоушивать, а потом мараковать. Надо наводить порядок!»
Про себя я отметил, что следует держаться подальше от района Лагуны, пока там сводят счеты. Не хотел бы я оказаться там, когда они «маракуют», тем более, что сначала «оглоушивают».
Это лишь немногие примеры газетных заголовков. Не раз я начинал просматривать статью — и все вроде было понятно, но, только дочитав ее до конца, обнаруживал истинный смысл сказанного в ней.
Но стоило мне сосредоточиться на демографической статистике, как в поле зрения попали знакомые объявления о рождениях, смертях, свадьбах и разводах; правда, к ним прибавились «исходы» и «возвращения», расписанные по храмам. Я заглянул в список Сотелльского объед. хр. и нашел в нем свое имя. У меня появилось приятное чувство сопричастности.
Но интереснее всего — захватывающе интересными — были объявления. Одно из них особенно врезалось мне в память: «Все еще молодая, привлекательной наружности вдова, одержимая страстью к путешествиям, желает познакомиться со зрелым мужчиной, обладающим такими же склонностями. Намерения: двухгодичный брачный контракт». Но доконали меня объявления, напечатанные жирным шрифтом.
В них рекламировались «горничная», ее сестры, братья и тетки. И товарный знак был все тот же — ядреная девка с метлой; я придумал его когда-то для наших бланков. Я даже слегка пожалел, что с такой поспешностью избавился от своих акций «Горничная инкорпорейтед», похоже,
Милая маленькая Рикки! Будь она лет на десять старше, я бы и не взглянул на Белл… и не ошибся бы.
Прикинем, сколько ей сейчас лет? Сорок, нет, сорок один. Трудно представить, что Рикки теперь сорок один год. Впрочем, это было не так уж много для женщины и в мое время, а тем более — сейчас. Иной раз и вблизи не отличишь сорокалетнюю от восемнадцатилетней.
Если она разбогатела, я позволю ей угостить меня, и мы выпьем за упокой удивительной души нашего дорогого Пита. А если что-то не получилось и, несмотря на подаренные мной акции, она бедна, тогда, черт возьми, я женюсь на ней! Да, женюсь. И неважно, что теперь она лет на десять старше меня. Поскольку я обладал удивительной способностью делать глупости, мне просто необходим был кто-нибудь постарше, чтобы присматривать за мной и вовремя останавливать, — вряд ли кто сможет с этим справиться лучше, чем Рикки. Ей еще не исполнилось и десяти лет, а она уже по-детски серьезно, но весьма умело заботилась о Майлзе и вела хозяйство; должно быть, и в сорок она все такая же, только добрее и мягче.
Впервые после пробуждения я почувствовал себя уверенно: я теперь не был одинок в незнакомом мире. Стоило мне вспомнить о Рикки — и все мои волнения рассеялись.
И тут внутренний голос сказал мне: «Послушай, болван! Ты не можешь жениться на Рикки. Еще тогда было ясно, что она будет симпатичной девушкой; теперь она уж наверняка лет двадцать замужем. У нее, верно, четверо детей… и старший сын выше тебя ростом… и, конечно, муж, который не будет в восторге от старого доброго дяди Дэнни».
Я слушал, что мне говорил внутренний голос, и у меня потихоньку отвисала челюсть. Потом я попытался возразить ему: «Ладно, ладно, поезд опять ушел. Но я все равно разыщу ее. Не убьют же меня за это. В конце концов, кроме меня она была единственной, кто понимал Пита».
Я перевернул еще одну газетную страницу. От мысли, что я потерял обоих — и Рикки, и Пита, — мне стало не по себе. Спустя некоторое время я задремал прямо над газетой и проснулся только тогда, когда «трудяга» (или его двойник) принес обед.
Во сне Рикки держала меня на коленях и приговаривала:
— Все в порядке, Дэнни. Я нашла Пита, и мы теперь будем все вместе. Правда, Пит?
— Я-а-а-с-н-о-о!
Установочный словарь я освоил быстро; значительно больше времени я потратил на чтение исторических обзоров. Великая Азиатская Республика вытесняет нас с южноамериканских рынков — тут и к гадалке не надо ходить, стоит вспомнить соглашение по Тайваню. Еще меньше меня удивило, что Индия, наподобие Балкан, превратилась в множество мелких государств. Мое внимание привлек абзац, где говорилось о намерении Англии стать одной из провинций Канады; где собака, где хвост — не разберешь. Я опустил описание биржевой паники 1987 года: для меня не было трагедией, что золото подешевело настолько, что теперь уже не считалось драгоценным металлом, хотя в процессе изменений торговых расчетов множество народа разорилось до нитки. Золото — замечательный технический металл, его можно применять очень широко.