Тевтон
Шрифт:
– Господи, какой ужас! Мы, конечно, тоже слушаемся родителей. Но всегда женимся лишь по обоюдному согласию.
– Это… это просто невероятно!
– Ну, девочка, поживешь с нами подольше – узнаешь еще много необычных вещей… Кстати, надо бы как-то назвать тебя попроще. А то твое имя…
– А что в нем не так, господин?
– Оно слишком непривычно. Может, Марией?.. Чем-то напоминает твое.
Фэлла на миг задумалась, перекатывая непривычное звучание слог за слогом. Затем попыталась произнести вслух. Прозвучало непривычно – девушка немного растянула гласные, – но неожиданно мило.
– Да, господин. Я согласна.
– Вот
– Спасибо, господин…
Грохот барабанов. Пение клириков и служек. Процессия священников в положенных по случаю подобного события одеяниях. Золотое шитье на ослепительно белых сутанах и рясах. Угольно-черные кресты на длинных плащах цвета свежевыпавшего снега. И – огромное скопление народа на Поле Еретиков. Шрехты обоих полов, граждане, свободные, отпущенники. И страшное напряжение, ощущаемое всеми без исключения. Отдельно на небольшом помосте – Капитул и Магистр. Кое-кто из собравшихся удивленно смотрел на тех, что находились на покрытом алыми коврами возвышении. Вместо пяти человек там сидело шесть. Все в глухих старинных цилиндрических шлемах, с прорезями для глаз. Так положено по Закону.
Шесть членов. Значит, кто-то еще стал членом Капитула? Тайный член? Именно возле него находится коленопреклоненная девушка в широком плаще с покрытой капюшоном головой в белых, под цвет ткани, перчатках. Невозможно рассмотреть ни ее лица, ни фигуры. В руках молящейся простое деревянное распятие. Обыкновенный крест.
Один из состава Капитула поднялся, его белый плащ с крестом пересекала алая полоса. Все зашептались: «Магистр! Магистр!..»
Конрад фон Зикинген вскинул руку. Монотонный грохот барабанов мгновенно стих, глухо страшно проревел гигантский рог, подвешенный на цепях. От его звука даже озноб пробрал, несмотря на жаркий летний день. В закопченной стене города открылись блестящие свежим деревом Ворота Грешников. Из проема также медленно и торжественно вышли четыре колонны кнехтов в старинных одеяниях, неся в руках факелы, горящие почти прозрачным в лучах полуденного солнца пламенем. Воздух, завиваясь от жара, отбрасывал причудливые тени на каменные плиты, которыми было выложено поле.
Вновь грохнули барабаны. Показались одетые в алое палачи. В широких балахонах, с кровавыми колпаками на головах, скрывающими лица. Четверо. Они будут свершать ритуал… Следом – длинная колонна одетых в такие же балахоны, но черного цвета – их помощники. Они несут вязанки соломы и тщательно отобранные поленья для страшной казни – костра.
Под медленный ритм, растягивая шаги, черные приблизились к отмеченному белым крестом, нанесенном известью, месту. Начали выкладывать кострище. Сноп к снопу, полено к полену. Принесли и утвердили толстый столб, к которому уже загодя прикованы цепи для казнимого.
Грохот барабанов, давящий на нервы. Молящаяся на помосте на коленях девушка. Монотонный речитатив монахов, читающих очищающую молитву. Гипнотическая, словно движения големов, работа тех, кто готовит ритуал. Завороженные лица тех, кто наблюдает за приготовлениями… Верховный палач, чей алый балахон украшает траурная полоса, обходит кострище. От его взгляда не утаится ни один изъян. Все должно быть по закону. Еретик – упорствующий. Посему умереть должен не слишком быстро, а испытав перед смертью адские мучения… Вроде бы все нормально.
В толпе перешептываются. Алый семенит по дорожке, также отмеченной известью, приближается к помосту. Докладывает, склонив голову.
– Да начнется казнь!
Барабанная дробь. Конское ржание. Взмывает к небу хор голосов, поющих гимн:
– Credo in unum Deum, Patrem omnipotentem, factorem caeli et terrae, visibilium omnium et invisibilium… [31]
Из мрачного проема Ворот Грешников показывается упряжка из четырех черных коней. Они тащат за собой низкую открытую площадку, покрытую белыми полотнищами, с изображенными на них языками пламени. На повозке, сопровождаемой колонной монахов в белых рясах, – облаченная в бесформенное одеяние чужеземка с бумажным колпаком на голове. Ее руки прикованы к двум столбам, возвышающимся на площадке. Убийца! Та, что командовала вторжением.
31
Верую во единого Бога, Отца Всемогущего, Творца неба и земли, видимого всего и невидимого (лат.).
Процессия совершает круг вдоль первых рядов тех, кто собрался на зрелище казни. Никто не кричит, все происходит молча, если не считать мрачного неумолчного боя барабанов. Но та, что будет сожжена, начинает ежиться под взглядами, горящими ненавистью. Каждый из тех, мимо кого ее провозят, кого-то потерял по ее вине. Отца, мать, сына или дочь. Ребенка… убитого по ее приказу. Ее солдатами…
Бум… Бум… Бум… Ржание лошадей, скрип специально не смазанных колес. Бум… Бум… Бум… Рев рога, когда процессия достигает края поля и совершает поворот. Первый круг. Вновь надрывно воет большой рог Гроссбурга. Повозка и сопровождение разворачиваются и направляются туда, где уже все готово к церемонии. Последней ее части.
Неожиданно одна из лошадей начинает дико ржать, затем становится на дыбы, молотя копытами по воздуху, но тут же на удилах повисают несколько добровольцев из собравшихся, и конь успокаивается… Стихает скрип, так явственно слышимый между слитными ударами барабанов. Смолкают рога. На мгновение становится так тихо, что даже слышен ветер, завывающий в пробоинах, на развалинах когда-то красивой столицы. Сейчас от нее остались лишь груды щебня, остатки балок и бесчисленные могилы. Тех, кого убили по приказу женщины, прикованной к столбам на повозке. И тех, кто пал, освобождая город.
Грррм… Монотонные удары сменяются раскидистой дробью. Мелькают в руках палочки, сливаясь в сплошной веер. Хвала искусству барабанщиков! Алые фигуры отцепляют оковы, ведут одетую в позорное одеяние – санбенито – фигуру на помост, заботливо поддерживая за руки. Молодая женщина с внешностью, невиданной до страшного Дня Вторжения на Тевтонии. Большие карие глаза, круглое лицо, прямой узкий аккуратный носик и острые, словно у волка уши…
Раскатистая дробь барабанов… Осужденную подводят к черному, пропитанному смолой столбу в середине кострища. Приковывают руки и ноги. Аккуратно приматывают еще одной цепью тело, делая несколько витков вокруг талии, бедер. Крест-накрест охватывают грудь, явственно вырисовывающуюся под грубой тканью.