Тевтонский крест

Мельников Руслан Викторович

– Мою участь Конрад и Грымыслава предрешили года назад. Уже тогда меня пророчили в жены сына Конрада – моему кузену Казимиру, князю Куявии. К счастью, сам Казимир тогда не горел желанием связывать свою жизнь со мной. Он в то время слишком увлекся дочерью Генриха Благочестивого Констанцией Силезской. Причем настолько, что пошел даже против воли отца, заявившись свататься к ней. Конрада взбесил тот поступок Казимира. В ярости повесил Яна Чаплю – наставника своего своенравного сына, который выполнял функции посредника между Казимиром и Констанцией. Свой гнев Конрад впоследствии объяснял нежеланием потворствовать кровемесительному браку, поскольку Казимир состоял с Констанцией в четвертой степени родства. Однако

основнная причина заключалась в другом: по замыслу родителя, Казимир должен был жениться только на мне. Причем я, между прочим, прихожусь ему двоюродной сестрой. Но это обстоятельство ничуть не смущает Конрада. И я догадываюсь, почему. Если у меня и Казимира родится наследник, Конраду Мазовецкому не потребуется опекунство над Болеславом, которое рано или поздно должно закончиться. Брат может, к примеру, умереть от внезапной «хвори», внук Конрада унаследует Малую Польшу.

– Слушай, а почему бы Конраду просто не взять в жены твою мать и самому не родить наследника?

– Я же говорила – Конрад уже женат. На Агафи черниговской. И портить отношения с ее родствениками он не желает. К тому же мазовецкий князь и Грымыслава уже слишком стары, чтобы заводить наследников. Потому и мечтают повязать брачными узами меня и Казимира.

Глава 20

– Погоди-ка, княжна, – перебил Бурцев. – Ты ведь и сейчас на невесту не больно-то тянешь: возрастом не вышла, а раньше вообще ребенком была. О каком браке может идти речь? Этак и под статью попасть можно за совращение малолетних. Или у вас здесь совсем дикие законы?

Княжна гордо вскинула голову:

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, русич. Для династических браков – возраст не помеха. Моя сестра Саломея была повенчана с восьмилетним королевичем Кальманом, когда ей исполнилось только три года…

Бурцев присвистнул.

– А брат мой Болеслав женился четыре года назад. Ему было тринадцать, невесте же – Кунигунде, или, как ее называют в народе, Кинге Венгерской, – всего пять лет.

– Свадьбу твоего брата тоже устроил Конрад?

– Нет, здесь мазовецкий князь оплошал. Если бы у Конрада была дочь, он непременно выдал бы ее за Болеслава. Но Бог не дал ему дочерей. Этот брак организовали венгры, уже породненные с родом Лешко Белого через Соломею и тоже рассчитывающие усилить влияние на краковский стол. Венгерские послы принудили Конрада отпустить Болеслава на встречу с соскучившейся сестрой. Брата, правда, сопровождал сильный отряд мазовецких рыцарей, однако разговор Болеслава и Саломеи проходил наедине. Уж не знаю, что они там обсуждали, но, к великому неудовольствию Конрада, Болеслав заявил о намерении жениться на Кунигунде – дочери венгерского короля Беллы. Дипломатия венгров, подкрепленная появлением их несокрушимой конницы на границе с Малопольским кяжеством, вынудила Конрада дать согласие на брак.

– Бедняга твой брат, – посочувствовал Бурцев. – Еще один марьяж без любви…

– А вот тут ты ошибаешься, Вацлав, – с доброй улыбкой покачала головой Аделаида. – Болеслав и Куникунда как нельзя лучше подошли друг другу, к детская дружба уже переросла в нечто большее, так что я искренне рада за брата – ему досталась достойная супруга. Уже сейчас о Кинге Венгерской расказывают легенды. Говорят, что, едва появившись свет, она сразу же восславила Богоматерь. Да-да, смейся, Вацлав, родившаяся Кунигунда так и сказа: «Да здравствует Царица Небес!». А потом, как положено новорожденным, не произносила ни слова, пока не научилась говорить. Еще рассказывают, чтто перед свадьбой с Болеславом Кинга опустила свое обручальное кольцо в венгерскую соляную шахту Марамуреша и пожелала, чтобы такая же чистая соль появилась на ее новой родине в Польше, позднее соляные залежи действительно переместились под землей из Венгрии чуть ли не

к самому Кракову – в Величку. Кинга показала слугам, где нужно рыть шурфы, и через некоторое время там обнарунли соль. Причем в первой же отколотой соляной глыбе нашлось и кольцо Кинги. Подобные чудеса, Врацлав, Господь не творит зря. Это добрый знак: браку Болеслава и Кунигунды благоволят Небеса.

– Честно говоря, верится с трудом. Но как бы то и было, Конрад теперь может грызть себе локти, рдь истинным наследником краковского престола станет сын твоего брата и этой венгерки Кунигунды, не так ли?

Аделаида помрачнела.

– Боюсь, что наследника не будет.

– Ну, не сразу, конечно. Сейчас-то ваша Кинга Венгерская еще ребенок, заводить детей рановато. Но со временем…

– Ты не понял меня, Вацлав. Наследника не будет вообще.

– Бесплодие? – Бурцев уже пожалел, что затронул столь деликатную тему.

– Нет. Дело в другом. Болеслав и Кинга хоть и юны еще, но набожнее многих старцев. Они мало интересуются земными делами и бренной жизнью, проводя почти все свое время в постах и молитвах. По сравнению ними я – величайшая грешница.

– И что? – не понял Бурцев.

– Их стремлением к праведной жизни воспользовался Конрад. Да, он не препятствовал этому брак, но вернув Болеслава и Кингу в Краков, подослал к ним красноязычных немецких духовников. Долгими беседами и посулами вечной жизни они заставили брата и его жену дать клятву перед святым крестом.

– Клятву?

– Брат и его жена поклялись блюсти обет целомудрия. Отныне их помыслы чисты. Оба думают лишь об обретении Царствия Небесного. И… – По лицу Аделаиды разлилась краска стыда. – Семя Болеслава ни когда не попадет в лоно Кинги.

– Чушь! Сейчас они неразумные дети, готовы по клясться чем угодно и в чем угодно. Но позже, когда заиграют гормоны…

– В их чистых душах и светлых головах будут вечно играть лишь церковные гимны, – не то с жалостью, не то с завистью проговорила Аделаида. – Такие клятвы преступать нельзя. Болеслава уже сейчас люди называют Стыдливым. А Кингу – Благочестивой. И это на всю жизнь[5].

– Так, – начал рассуждать Бурцев. – Саломея за мужем за венгерским королевичем, у Болеслава никогда не будет ни сына, ни дочери. Остаешься ты, Аделаида. Выходит, твой ребенок станет основным претендентом на Малопольское княжество. Значит, ты у нас совсем не простая княжна. Прямо-таки золотая.

– Вот именно. Конрад это прекрасно понимает. Да и венгры тоже спешно подыскивают мне жениха. Но у меня нет никакого желания отдавать им в качестве приданого вотчину отца. И уж тем более я не соглашусь присоединить Малую Польшу к дядиной Мазовии и Куявии его сына Казимира.

– Погоди-ка. Ты же сказала, что Казимир без ума от Констанции Силезской.

– Любовь в развратном сердце Казимира – гость мимолетный, Вацлав, – горько вздохнула княжна. – Он непостоянен в своих чувствах. Да, пока я была сопливой девчонкой, куявский князь предпочитал обольстительную Констанцию. Но время идет. А время – враг уже расцветшей красоты. Казимир охладел к своей прежней возлюбленной. Да и уговоры старика-отца не проходят бесследно. Когда мне только исполнилось шестнадцать, Казимир приезжал в Краков вместе с Конрадом. Думаю, это были смотрины. О, знал бы ты, как куявский князь пожирал меня глазами!

Аделаида скрипнула зубами, вспоминая неприятный визит.

– Думаю теперь, Казимир только и мечтает о том, как бы уложить меня на свое ложе.

– А тебя эта перспектива не устраивает?

– Я впадаю в бешенство, едва подумаю об этом! Выходить замуж за сына того, кто причастен к убийству моего отца?! Выходить замуж за собственного двоюродного брата?! Выходить замуж за развратника и через несколько лет оказаться в положении несчастной отверженной Констанции?!

– Ясно, – кивнул Бурцев.