Тезей (другой вариант перевода)
Шрифт:
Я решил, он задумался и скажет что-нибудь; но после долгой паузы он не ответил мне, а воскликнул:
– Не могут люди противостоять Бессмертным! Тащите копье!..
Офицер рванул древко, и душа вышла из Ксантия вместе с ним.
Я приказал омыть его и уложить на носилки и выставил возле него стражу против хищных зверей... Из всех его вещей я взял лишь два меча, - он хорошо сражался и был из царского рода, - а его добычу разделили, как было условлено. И те из его людей, кому по жребию что-то досталось, получая свою долю, салютовали мне. Потом подошла пора быков, что
Она оказалась хороша и хорошо воспитана... Пират утащил ее с берега Коса - она агаты собирала на ожерелье - и продал в Коринф, Филоной ее звали. Раны мои не кровоточили больше, но она все равно не хотела ложиться, пока не перевяжет их. Это была первая моя девушка - моя собственная, - и я хотел было показать ей с самого начала, кто хозяин, - но в конце концов дал ей волю. До конца жизни ее не прогонят из моего дома, и ни разу я не предложил ее гостю без ее согласия - так пообещал я ей в ту нашу первую ночь... И оба ее старших сына были от меня: Итфей, корабельщик, и Евген, начальник дворцовой стражи.
3
АФИНЫ
1
И вот я снова въезжал в Элевсин по Истмийской дороге, и снова народ толпился на крышах, - но на этот раз они не молчали.
Я поставил Товарищей во главе колонны, а сам ехал перед войском взрослых мужчин; царь Мегары подарил мне верхового коня. Гвардия несла свои трофеи, - шла под флейты, с песнями, - а позади нас двигались возы с добычей, женщины и стада. С крыш набросали столько цветов и зеленых веток, что мы шли будто по ковру. К тому часу, когда тень становится вдвое длиннее человека, мы подошли к крепости, и гвардия расступилась, чтобы пропустить меня вперед.
Башня над воротами была черна от людей. Ворота со скрипом распахнулись, часовой протрубил в свой рог... Я проехал под башней, и меж высоких стен забилось эхо от копыт коня на плитах Большого Двора... А на крыше Дворца народ толпился, словно зимний рой, - но тут было тихо, и из окон не свисали цветные полотна. Только яркое косое солнце, зубчатая тень верхнего парапета с выступающими пятнами от множества голов; и на широких ступенях меж крашеных колонн - женщина в широком жестком платье и пурпурной диадеме, высокая и неподвижная; и от нее тоже тень, длинная и неподвижная, как от колонны.
У подножия лестницы я сошел с коня, его увели... Она стояла и ждала ни шагу не сделала навстречу мне. Я поднялся к ней, подошел... Лицо - будто раскрашенная слоновая кость с глазами из сердолика; а на плечах волосы, уложенные и заколотые шпильками из золота и серебра, - рыжие волосы, которые я видел в последний раз на Истмийской земле, в пыли и крови.
Я взял ее холодную руку и наклонился к ней с поцелуем приветствия, чтобы все видели... Но не коснулся ее губами - не хотел добавлять оскорбления к той крови, что пролилась между нами. Лишь тронул лицом волосы над ее лбом, а она произнесла стандартные слова привета, и мы бок о бок вошли во Дворец.
В Зале я сказал ей:
– Нам надо поговорить наедине. Пойдем наверх, там нам не будут
Она посмотрела на меня как-то странно...
– Не бойся, - говорю, - я знаю, что можно и чего нельзя.
В спальне было темно, только пятно заката на стене против окна. На станке была натянута какая-то вышивка, белым и пурпурным, на окне лежала лира с золотыми лентами, у стены - кровать с тем самым покрывалом из меха и пурпура...
– Госпожа, - сказал я, - вы знаете, я убил вашего брата. А вы знаете почему?
– Он мертв. Кто теперь уличит тебя во лжи?
– голос ее был пуст, как морской берег.
– Какое наказание полагается за убийство царя раньше срока? А ведь я убил его на поединке и привез назад, чтобы похоронить, - не хотел обесчестить твой род... Его люди не считают, что я обошелся с ним несправедливо. Ты же видела - они позволили мне привести их домой.
– Так кто же я теперь? Пленница копья твоего?
От злости ее щеки порозовели, заколыхались груди с позолоченными сосками... Но при этих словах я вдруг вспомнил Филону - ту, что досталась мне от пирата и вора, что никогда не знала мужчин, только скотов, и первую в жизни ласку познала со мной. Я тогда едва успел заснуть - она разбудила меня плачем: молила не продавать ее, не отдавать никому...
– Как всегда, госпожа, вы царица, - говорю.
– Но ты теперь царь? Эллинский? Это ты хочешь сказать?
Я подумал, что женщине в трауре была бы более прилична меньшая резкость, но не мне было говорить ей это... Солнечное пятно на стене стало бледно-красным, белая птица в плетеной клетке ерошила перья - собиралась спать...
– У нас будет время поговорить об этом, - сказал я.
– Сейчас на руках моих кровь, и ты не можешь меня очистить от нее, да мне и неприлично было бы просить тебя. Когда освобожусь от этого, я вернусь и отдам выкуп за кровь его детям.
Она посмотрела удивленно:
– Вернешься? Откуда?
– Из Афин.
– Я едва поверил, что могу наконец произнести это слово. Люди говорят, у них там есть храм Матери и святилище Аполлона со священным источником. Так что я могу очиститься и перед Небесными Богами и перед Подземными. Я попрошу царя очистить меня.
На руке у нее был браслет - золотая змея, свернувшаяся в кольцо. Она потянула за него и заговорила:
– Теперь Афины! Мало тебе Мегары, теперь ты хочешь завести дружбу с Эрехтидами?.. Чудесный дом, чтобы отмыться дочиста! Подумай, не лучше ли поехать туда со своей водой!..
Я знал, что она будет сердита, но этого не ждал. Можно было подумать, что я не брата ее убил, а как-то оскорбил ее саму. А она продолжала:
– Ты что, не знаешь, что его дед разорил Элевсин, убил царя не вовремя и изнасиловал царицу? С тех пор на Эрехтидах проклятие Матери. Как ты думаешь, почему Эгею пришлось построить ей святилище на своем Акрополе и послать сюда за жрицей? И еще много времени пройдет, пока он смоет с себя это проклятие, - а ты хочешь, чтобы этот человек тебя очистил!.. Вот увидишь, что скажет твоя молодежь. Они так тебя ценят - что они скажут, когда услышат, куда ты собираешься их вести?