Тезей (другой вариант перевода)
Шрифт:
Кричащие лица приближались - он мчался к барьеру... Надо прыгать, иначе он меня собьет - я бросил рога. Аминтор, несмотря ни на что, был рядом; но когда он отпустил меня, я понял, что со мной покончено: когда бык снова пойдет на меня - уже не смогу пошевелиться. Аминтор тоже спекся, я слышал его дыхание - словно всхлипы... Журавли подбегали к нам, но все они уже сделали больше, чем было нужно, - ведь не послушались меня!
– и теперь никуда не годились, еле двигались... Я ждал, что Геракл повернет у барьера и пойдет на нас.
Но вместо этого - он ударил в барьер. Раздался грохот, треск дерева, крики... Барьер был из кедровой плахи в руку толщиной, но закачался. Сверху посыпались орехи, сласти,
Я стоял. Качался, хватал ртом воздух из последних сил - но стоял. Аминтор взывал к богам, звал меня ласковыми минойскими словами, сыпал проклятиями... Поддерживать жертву запрещено, он мог лишь стоять рядом... А бык шел на нас, шел медленно словно во сне, я подумал - брежу... Казалось, он идет уже целую вечность; глаза его - набрякшие, налитые кровью - глядели прямо на меня, мне в глаза... Я подобрался, как мог, - постараться заметить, в какую сторону он будет бить... Вдруг голова его опустилась, ниже, еще ниже, коснулась песка... Подломились колени... Он накренился, словно разбитый корабль, и рухнул в пыль.
И вокруг стало тихо-тихо... Потом волной прокатился вздох изумления и ужаса; а потом - трибуны разразились ликованием.
Чувствовал я себя скверно - слабость, боль...
– но в глазах прояснилось. Увидел, что крови хоть и много, но рана неглубокая... А вся арена была - словно сад; люди будто с ума посходили и швыряли с трибун всё, что было под рукой: веера, шарфы, бусы, цветы... Журавли собрались вокруг меня - чумазые, изодранные, побитые, в волосах пыль, по запачканным лицам потеки пота... Формион хромал - Хриза после сказала мне, что он спас ей жизнь... Когда она подошла, под руку с Меланто, я увидел рану у нее на скуле; шрам останется на всю жизнь - ей уже не быть той безупречной лилией, что плыла сюда из Афин... Гелика шутила с Фебой... Сегодня было так страшно, что страх у нее прошел, - на войне тоже так бывает... А улыбка Аминтора была глупой-глупой, от слабости наверно; и я, конечно, улыбался так же слабо и так же глупо... Теламон подставил мне плечо, но я махнул рукой - не надо. Моя девочка в ложе и так достаточно перепугалась, а я еще мог по крайней мере отсалютовать ей, стоя без поддержки.
Она стояла на своем помосте прямо и неподвижно. Краска на лице проступила ярко, как у куклы, но она провела прощальный ритуал без заминочки. Я гордился ею: такая выдержка! Пусть, думаю, она не Видит и не Слышит, но царица из нее будет настоящая.
А старина Геракл лежал на том же месте, где упал. Букет анемонов, брошенный сверху, рассыпался у него на голове, словно венок на него надели... Я смотрел на него - и тут он чуть приподнялся, дернулся... и мухи облепили его глаза. И сверху, где дешевые трибуны были темны от коренных критян, раздался торжественный гул голосов, словно люди увидели знамение.
Мы шли к воротам. Устал я страшно, - но не настолько, чтобы потерять способность думать. Вспомнил, как охраняют священных быков - ни один посторонний не мог пройти к ним в ограду... Посмотрел вверх - на пустую ложу Миноса, на соседнюю, где наш покровитель принимал поздравления и похвалы его команде... Принимал поздравления - но я видел его глаза, когда он не видел моих.
Уйдя с арены, я позволил себя нести. В Бычьем Дворе наша знахарка обмыла и перевязала мне ногу, дала укрепляющего питья, горячего и пряного... Актор сидел рядом и насвистывал сквозь зубы. Глаза наши встретились - он показал взглядом на знахарку, покачал головой - молчи, мол, - и отошел.
Подошла Фалестра, встала возле моей циновки - одна
– Быка чем-то напоили.
Она кивнула.
– Оружие хорошо спрятано? Астерион что-то узнал, - говорю. Говорю, а сам думаю - скоро ли он пришлет за мной и какой смертью заставит умирать.
– Много он знать не может, иначе бы нашего оружия уже не было.
– Это она верно сказала, Фалестра.
– Спрятано все хорошо, - говорит, - а ты не волнуйся; ведь ты же ни на что не будешь годен, пока не отдохнешь.
Она отошла и - я видел - разогнала плясунов, которые собирались подойти говорить со мной. Да, она была умница, Фалестра, - она знала, что если я не отдохну сейчас, то потом может не остаться времени. Я лежал и обдумывал ее слова, а мысли плыли медленно и словно в тумане - от слабости и от лекарства. "Он не знает, что я убил Миноса, иначе открыто казнил бы меня. Он не знает об оружии, иначе его бы уже отобрали. Но, быть может, он знает о Владычице? Или о том, кого она имела в виду, когда пророчествовала? Он допрашивал Пирима или его сыновей? Что он знает?" - так я думал. Но сон наваливался на меня, несмотря на все мои тревоги, и я снова услышал ропот критян, думавших, что бог убил быка у моих ног. Что ж, конечно же он был с нами... Мне казалось, что я и сейчас ощущаю его присутствие: суровая торжественность витала вокруг, и обычный шум Бычьего Двора казался слишком громким, непривычно мешал мне... Но даже подумав об этом, я все равно уснул. Мне снилось детство: я служил в храме на острове и слушал священный источник в полуденной тишине.
Когда проснулся, зажигали лампы и плясуны садились ужинать. Аминтор, наверно, ждал, когда я открою глаза, - тотчас подошел и спросил, чего мне принести. Я сел, хоть едва смог, и первым делом спросил, есть ли новости о смерти Миноса. Он огляделся - вокруг нас никого не было, все плясуны сидели у стола.
– Нет, Тезей... Кто тебе сказал? Ему можно верить?.. Сегодня разошелся совсем другой слух: говорят, что, когда флот уходил на Сицилию, перед штормами, Минос пошел с флотом, но это держится в тайне. Говорят, он хотел захватить остров врасплох, и потому никто ничего не должен был знать. В Малом Дворце эти слухи опровергают, потому все уверены, что это правда.
Он принес мне суп, ячменную лепешку и медовых сотов... Я ел лежа, облокотившись на локоть, и размышлял, сколько времени пройдет до тех пор, как из Сицилии придет известие о смерти Миноса. Но на самом деле, до чего умен скот! И быстро соображает... Отрицать эти слухи - это было здорово придумано; я должен был признаться себе, что сам бы не додумался. Но - раз так - ему нужно время, он еще не готов...
Подошла знахарка, ощупала меня... Потом смазала маслом и принялась массировать: растирала, стукала, шлепала, мяла... Бормоча, заклинания, осмотрела рану и сказала, что заживает быстро.
За столом плясуны сидели над нашим разбавленным вином - это был последний час общей беседы, перед тем как уводили девушек. Я растянулся под руками старухи и чувствовал, как расслабляются, оживают мышцы, как веселее бежит по телу кровь... Боль прошла. Лишь рана саднила от вина да по-прежнему хотелось спать. Когда она ушла, я повернулся на бок - собирался уснуть снова - и увидел, что Актор стоит возле моего ложа.
– Ну, - говорит, - значит, ты снова ожил. Я напишу это у входа в Бычий Двор, чтобы не бегать отвечать на вопросы о тебе. Поспал ты неплохо... Когда ты тут лежал во время землетрясения, а все эти чужеземцы не знали, что это такое, и вопили, призывая своих богов, я подошел поглядеть, не умер ли А ты - причмокивал как младенец!..