The Chamber. Камера

Гришэм Джон

– Что вообще вы думаете о смертной казни?

– Не желаете ли вы втайне смерти мистера Кэйхолла по причине его ненависти к евреям?

– Не кажется ли вам, что вы сознательно подставили мистера Холла?

Стороннему наблюдателю происходившее в библиотеке наверняка представилось бы весьма неприглядным зрелищем. Привыкший одерживать блестящие победы в залах суда, Дэниел Розен был вынужден держать ответ перед какой-то комиссией. Не перед жюри. Не перед судьей. Перед жалкой комиссией!

Отступить? Ни за что! Розен продолжал давить, голос его набирал силу. Фразы стали едкими, прозвучало несколько персональных выпадов, а в адрес Адама Холла высказывались

откровенные гадости.

Делать этого никак не следовало. В схватку ринулись остальные, и через пять минут управляющий напоминал загнанного зайца. Поняв, что склонить большинство на свою сторону ему не удастся, Розен сбросил обороты. В обычной снисходительной манере он провозгласил несколько расхожих истин об этических принципах и недопустимости двусмысленного поведения, истин, которые всякий юрист познает еще первокурсником и которыми охотно козыряет в дискуссии, но пренебрегает во всех иных случаях.

Закончив отповедь, Розен твердым шагом вышел из библиотеки. Память его прочно зафиксировала имена тех, кто имел дерзость отстаивать собственные взгляды. Ничего, наглецы еще горько пожалеют о своих словах.

Бумаги, диктофоны и записные книжки мигом исчезли со стола. На полированной поверхности остались лишь три серебряных кофейника и дюжина пустых чашек. Председательствующий предложил голосовать. Розена поддержали пять членов комиссии, но шестеро упрямцев взяли сторону Адама. Через две минуты библиотека опустела.

– Шесть к пяти? – переспросил Адам, глядя на подобревшие, однако все еще серьезные лица Гарнера Гудмэна и Эммита Уайкоффа.

– Как и следовало ожидать, – заметил Эммит.

– Слава Богу, обошлось, – с облегчением проговорил Гудмэн. – Ты мог запросто лишиться работы.

– Я должен прийти в восторг? То есть еще бы один голос, и мне пришлось бы идти на биржу труда?

– Сомневаюсь. Голоса распределились еще до начала заседания, – объяснил Уайкофф. – За Розена были только двое сотрудников, трое других пошли за коллегами лишь потому, что знали: победа все равно твоя. Не представляешь, сколько вчера вечером было сломано копий. Розен получил свое. Через три месяца его здесь не будет.

– Или раньше, – вставил Гудмэн. – Фирму уже тошнит от него.

– А меня-то! – Адам невесело усмехнулся.

Эммит бросил взгляд на часы: восемь сорок пять, в девять его ждут в суде.

– Так, Адам, мне пора бежать. – Он застегнул пиджак. – Когда ты возвращаешься в Мемфис?

– Думаю, сегодня.

– Может, пообедаем вместе? Нужно поговорить.

– С удовольствием.

Уайкофф распахнул дверь комнатки.

– Отлично. Моя секретарша тебе позвонит. Все. До встречи.

Внезапно заторопился и Гудмэн. Часы его вечно опаздывали, но на встречи Гарнер каким-то чудом умудрялся приходить вовремя.

– У меня в кабинете клиент, извини. Увидимся за обедом.

– Всего один голос, – задумчиво повторил Адам, глядя в стену.

– Забудь. Могло быть хуже.

– Верю.

– Слушай, до отлета нам требуется посидеть вместе пару часов. Расскажешь о Сэме, о'кей? Начинай прямо в обед. – Гарнер вышел.

Адам уселся на стол и покачал головой.

ГЛАВА 25

Если персоналу мемфисского отделения фирмы “Крейвиц энд Бэйн” и были известны перипетии, через которые Адам прошел в Чикаго, то внешне это никак не проявлялось. Держали себя сотрудники филиала точно так же, как и прежде: вежливо, предупредительно – все-таки представитель головного офиса! В нужный момент на их лицах появлялись улыбки, кое-кто осмеливался

даже произнести в коридоре приветственную фразу, однако кабинет, где сидел Адам, они старались обходить стороной. Корпоративные юристы в хрустящих от крахмала рубашках, они не привыкли касаться грязи, неизбежно пачкающей манжеты адвоката по уголовным делам. Они не ходят по тюрьмам, не ведут бесплодных бесед с полисменами, государственными обвинителями и жестокосердными судьями. Их удел – сидеть в уютной тиши кабинета и давать грамотные советы клиенту, готовому выложить несколько сотен долларов за часовой разговор. Остальное время они отдают обсуждению профессиональных сплетен, конференциям да обедам с банкирами и руководством страховых компаний.

Бесцеремонная пресса уже разожгла у людей совершенно ненужное любопытство к расположенному в здании “Бринкли-Плаза” офису. Большинство сотрудников филиала испытывали неловкость, встречая в газетах название своей фирмы рядом с именем отвратительного убийцы Кэйхолла. Это большинство и понятия не имело о том, что “Крейвиц энд Бэйн” представляла интересы Сэма уже в течение семи лет. А теперь близкие друзья задают им недоуменные вопросы, коллеги из других фирм бросают прозрачные намеки, женам стало неудобно показываться на клубных вечеринках, а дальние родственники проявляют прямо-таки неприличное беспокойство по поводу их дальнейшей карьеры.

Сэм Кэйхолл и его внук очень быстро превратились для мемфисского отделения во что-то вроде чирья на самом чувствительном месте, однако избавиться от мук страстотерпцы никак не могли.

Все это Адам понимал, но нисколько не беспокоился. Недели три можно провести и здесь. Ни днем больше.

Выйдя в пятницу утром из лифта, он предпочел не заметить молодую женщину, которая при его появлении принялась озабоченно перекладывать лежавшие на столике журналы. У дверей кабинета Дарлен, секретарша, вручила ему записку от Тодда Маркса. Адам переступил через порог, скомкал листок и швырнул в корзину для мусора. Затем снял пиджак, принялся раскладывать на столе бумаги: собственные заметки, что были сделаны на борту самолета, заимствованные у Гудмэна ходатайства по аналогичным делам, копии последних постановлений Верховного суда страны.

За выстраиванием стратегии защиты поездка в Чикаго незаметно отошла в область преданий.

* * *

В здание “Бринкли-Плаза” Ролли Уэдж ступил через двери главного входа. До этого он сидел за столиком уличного кафе, терпеливо выжидая, пока черный “сааб” не займет свое место на стоянке. Одет Ролли был в белую рубашку с галстуком и серые брюки, на ногах – туфли мягкой кожи. Отхлебнув из бокала ледяного чаю, он проводил взглядом скрывшегося в вестибюле Адама и поднялся.

Лифтовый холл оказался пуст. Уэдж посмотрел на табличку: “Крейвиц энд Бэйн” занимала комнаты на третьем и четвертом этажах. Войдя в кабину одного из четырех лифтов, Ролли нажал кнопку с цифрой восемь. Когда двери разомкнулись, он вышел в довольно тесное фойе. Табличка у прохода направо указывала на местонахождение трастовой компании, налево уходил узкий коридор. Дверь возле фонтанчика с питьевой водой вела на лестницу. Ролли неторопливо спустился на шесть пролетов. По пути он не встретил ни одного человека. С пятого этажа лифт доставил Ролли на третий. Молодая женщина в холле продолжала возиться с журналами. Уэдж уже хотел было спросить ее о трастовой компании, но в это мгновение зазвонил телефон и женщина сняла трубку. Ролли вновь зашел в лифт, поднялся на четвертый этаж. Холл оказался пуст, зато дверь в коридор была оборудована кодовым замком.