«The Coliseum» (Колизей). Часть 1
Шрифт:
– Граф! Вы?! Как здесь? Впрочем, не время. А где… кровь? – тот рассеянно посмотрел на брусчатку. – А мальчик?!
Безухов, понимая связь, заключенную в словах Андрея о «полководцах» с недавним диалогом, даже обрадовался, на мгновение забыв и площадь, и крики, и безумие, в котором находился уже сутки. Всё это время его принимали то за тронутого, то за пьяного или артиста, но ни разу!., за человека. И он узнавал людей заново. Они же себя – нет.
– Киев! – произнес Пьер и еще раз огляделся. – Киев! Матушка Русь, куда несешься ты?!
– Туда же! – отряхиваясь, бросил парень.
– Вы только послушайте, чего-с насмотрелся
– Вы мне? – наш герой окончательно пришел в себя.
– Вас тоже так зовут?!
– Возможно… Но пару минут назад… я был другим.
– Это не случайно! Не просто я встретил вас! Невидимая нить… меж вами и князем! Да-с! Ах, милейший, чего же я насмотрелся, вы не поверите! Никогда-с! Безумие-с! Губернатора! Цепями к столбу! На коленях! И ране были вольнодумцы на Руси… Да хоть Стеньку Разина возьмите! Извольте ж, вешал! Скор на руку-то был, мерзавец! Так и сказать – просто вор! А эти… глумиться… Над семьей, детьми…
– Вот так, Петр Кириллыч, вот так… – Андрей осторожно высвободил руки.
– Да что ж, жандармы? Власть? Безмолвствуют! Извольте защищать-с! Я прямо так и сказал-с! Так в шею вашего покорного слугу, в шею-с! А люди-то смеются! Смеются! Думают – надо мной! Средневековье! Да-с, милейший… А вера?! Где, позвольте спросить, вера? И то наше будущее?! Да за что?! За что-с?
– Будущее, Петр Кириллыч, ваше будущее. Плоть от плоти ваше. В ненависти и разбое! Собирает оброк с несчастных! – Андрей уже двигался вперед, обходя ящики, груды камней и мусора. Дым от горящих покрышек застилал вид на проспект. Безухов едва поспевал.
– Сорок миллионов и все ненавидят друг друга! «Окаянные дни» [17] через сто лет!
– Вы не в себе, сударь! За что-с?!
– Каждый за что-то своё. Вот такое государство несчастий. Уж поверьте, расколоть человека можно на раз!
– Так оброк-то – идолам!
– Им, граф, им…
– Так ненасытны-с! Идолы-то!
– И знамёна, и призывы… – Андрей остановился, ища глазами что-то. – И никто не остановит девятый вал…
– Да веруете ли вы, сударь? – Вдруг воскликнул Безухов.
17
Иван Бунин. «Окаянные дни».
– Это связано?! – продолжая всматриваться в дым, ответил влекущий гнев, – А вы?!
– Так сызмальства, непременно-с! Да разве ж можно иначе?!
– И я верую. – Молодой человек резко остановился и повернулся к Пьеру. – А вот верите ли вы, что Бог – есть любовь?
– Странный вопрос, сударь, Андрей… простите, не знаю по батюшке…
– Андреевич.
– Андрей Андреевич. Так вот-с, странный по месту предъявления, да-с.
– Да уж, печатайте – по месту… звучания в этом мире! – Парень усмехнулся. – Значит, слово и место чужды? Друг другу-то? Разве такое возможно, Петр Кириллыч?! Разве не слиты они везде и всегда?! Как и любовь, в которую вы верите. Как и Бог, как и всё это?! – Он обвел рукою площадь. – В одном, единственном месте! Сам праотец! Наш Адам – прямо перед вами! Дважды повергнутый на землю! Уже в прямом смысле! Вон его сердце, – и указал на толпы, накатывающие на щиты, – оно клокочет! А вот и кровь – у них под ногами…
Но панорама и слова возымели совсем иное действие на Безухова. Андрей понял это по глазам и… нисколько не удивился.
– Господи, боже мой, сколько жертв, сколько жертв! А судеб!!!
– Исковерканных, граф и не только человеческих! Тысячи рекрутов в услужение сатане. Добавляйте непримиримость, будущую клевету и ложь с раздором меж потомками. Разлад в семьях, брат на брата! Сорок миллионов и все ненавидят друг друга, – повторил Андрей. – Лет на пятьдесят плоды… ну где же?.. – он снова огляделся, – да где ж они?! Должны!
– Да чего же вы ищете?!
– Плоды, я же говорю, должны быть сразу!.. – и неожиданно замер:
– Дабл-ю-си, господа, дабл-ю-си, всего пара гривен, воспользуйтесь! – странный клоун ходил меж людей с протянутой шляпой. Вдруг он остановился, чувствуя внимание, обернулся к Андрею и подмигнул. – Дабл-ю-си, господа.
Наш герой, молча, смотрел на него.
Вдруг тот отступил и, грациозно делая рукой полукруг, указал кому-то на них – магниевая вспышка, на секунду ослепила Пьера с Андреем. Когда Безухов открыл глаза, маленький японец, в испуге озираясь, семенил с треногой прочь.
– Что-то мне рассказывали о нем, – задумавшись, пробормотал зять Метелицы.
«Дабл-ю-си», – снова услыхали они.
– Чего он хочет? – Безухов смотрел то на Андрея, то на клоуна.
– Предлагает помочиться в шляпу, граф. За две монеты. Самое верное предложение в истории человечества. – И в ответ на недоуменный взгляд добавил: – Знаете, есть такие стихи: «Мадам, мьсе, пять франков за рисунок» [18] . Поэт понял толпу Петр Кириллыч.
– И много полегло за это?
18
Стихотворение Льва Болдова.
– За дабл-ю-си? Или за временных на трибуне?
– О! Вы не желаете моего понимания! Нет-с, не желае-те-с! Но почему?!
– Не желаю, князь. Не желаю. Не заслужили вы чужой боли. Свою бы вам расхлебать. – И двинулся вперед, повторяя прежние слова: – Где же они, ну где?
– Куда же вы, любезнейший? – Безухов чуть обогнал мужчину. – Я был там нынче, не надобно-с… там… уже стреляют!
– Надобно, граф, надобно-с! – подтрунил Андрей и вдруг вскрикнул: – Вот они!
– Да кто-с?!
– Плоды! Первый! – и указал в сторону Крещатика.
Пьер повернул голову: издалека, из самой глубины пространства, возвышаясь над дымом и копотью, медленно, словно нехотя, на площадь вкатывалось гигантское каменное колесо. Так могло показаться с первого взгляда. Через секунду они увидели его целиком. Словно неуклюже вытесанный из породы пласт, с неровными изгибистыми краями, с грохотом опускался углами на мостовую, поднимаясь и тут же проваливаясь, извергая пыль и отрыгивая крошку, что осыпалась при ударах выступов о брусчатку. Прокладывая себе дорогу, глыба давила палатки, ящики и баррикады, дробя в песок груды приготовленных камней, и следовала на восток. Казалось, ничего не может остановить ее.