«The Coliseum» (Колизей). Часть 1
Шрифт:
– Есть ли желающий искупить свои грехи, дабы избавиться от скверны житейской? – прокричал он. – Кто начнет новую жизнь во благо господа и будущего своего, исполняя волю небес?! – Голос прорезал глухую тишину. – Кто свершит зажжение святого огня, привнесет в мир очищающий пламень, освободив нас от мерзостей сатаны?
Франсуа вдруг вспомнил все упреки кюре, гнев и нежелание священника сочетать браком с любимой якобы из-за его грехов, и внезапно в голову пришла дерзкая мысль. Если он сейчас сделает это, то всё искупит, и у кюре не будет причин отложить свадьбу. Не
Какая-то неведомая сила вытолкнула Андрея из толпы. Он не помнил, как ему сунули факел, как затрещал хворост, и пламя охватило одежду еретички.
Первой стало обгорать легкое полотнище. Языки пламени охватили фигуру и резким порывом ветра ткань сорвало с приговоренной. Люди увидели лицо. Рот у женщины был завязан, чтобы не вводить в искушение майдан.
– Не-е-е-ет! – закричал Андрей. – Я не Франсуа-а-а-а!!! Он не хоте-е-ел!!!!
Толпа с гулом отхлынула от него.
– Не-е-е-ет!!!
Люди долго не решались подойти к рухнувшему наземь незнакомцу…
Так мужчина сжег свою Эльзу.
Андрей стоял в ужасе, закрыв лицо ладонями.
Будто испытывая его на прочность, сгибая стержни духа человеческого, корежа и ломая, чудовищная редакция комедии Данте разворачивалась перед ним. Не там, в кругах преисподней, не сотни лет назад, а здесь, на земле и сейчас. И не было ему пощады от автора.
Был ли он кем-то другим, или оставался еще собой? Что-то разрывало его, двоилось и тенями, разными оттенками и бликами расходилось в стороны. Словно плавность неведомой кинокамеры, предлагая «терпимые» эпизоды, дала сбой, обрушила время и, меняя прежнюю раскадровку, безжалостно швыряла его в чужое прошлое. Делая прошлое «своим» и страшным.
Подобного Андрей не заслужил. Всю боль короткой жизни, все требования и вызовы, всё, чему был обязан прямотой и криком в небо, несчастный готов был вернуть, отдать и позабыть.
– Господи, – прошептал несчастный, – верни меня… в моё, пусть неудачное, нежеланное, нестерпимое, но моё… время… – и закричал: – Мо-ё-ё-ё!!! Слышишь?! Моё-ё-ё!!!
Ему, как и всем людям в мире, уже не казалось, что оно есть. Лучшее, понятное и терпимое.
– Да разве ж не ты подступаешь с факелом к своим близким?! – прогремел голос. – Разве не на тебя смотрят обезумевшие глаза?! Разве колебался хоть раз?! Повернул назад?
– Колебался!!! И поворачивал!!! – понимая что-то в услышанном прокричал Андрей, цепляясь за надежду. – Но верни! Верни же меня!!! – Мокрые от слез ладони еще сильнее вжались в лицо.
Голос самого странного цирка, который и отправил его в иное, прозвучал уже примирительно:
– Да ведь они все такие… времена-то. Неудачные, неудобные, неприветливые. Думаешь увидеть другое?
– Но почему?! – воскликнул Андрей и опустил руки. – Почему тогда люди следуют на зов, на смерть, убивают?! Ведь хотят сменить… поменять время! Сделать его другим! Стать хозяином своей судьбы! Жить в правде! Безо лжи и крови! Зачем же… зачем тогда всё это?!
– Потому что дураки, – спокойно ответил голос. – Желать, рваться и платить – вот удел обезумевшего мира, который способен только «следовать». Красиво позвать, увлекательно обставить и нагло пообещать. Всего-то… Тога борца за правду сильнее разума и любви.
– Неужели всего-то?! Неужели люди не живут?! Пусть немногие, хоть кто-то! – Андрей с отчаянием смотрел в «новую» темноту.
– Нет. Не живут. Только умирают за безумцев. Посреди них и по их воле. Большой палец всегда указывает вниз. Что до тебя… – голос умолк, взвешивая, – ну, хорошо… – и снова будто поколебался, – будь по-твоему…
Уже знакомый гул наполнил воздух. Но было уже легче. Однако казни опять, как и в ушедшем, назначались на после полудня, и по-прежнему на площадях.
Майдан снова гудел. Андрей огляделся. Слева взметнулась вверх стела с женщиной, балансирующей на шаре. Она качалась, и казалось, вот-вот рухнет.
– Эй! – услышал он. Мимо пробегал человек с флагом. – А в шляпе еще на баррикады не лазили!
Только тут мужчина обратил внимание на свои руки, сжимавшие поля той, что так старалась разделить с ним участь. Он бережно отряхнул ее от пыли. Но тут же, спохватившись, крикнул вслед:
– Постойте! Что здесь происходит?!
И сразу зажал уши: грохот музыки со сцены и крики толпы заставили обернуться – певица Руслана с группой скачущих позади людей исполняла какой-то хит. И вдруг… Андрей мог поклясться – в руках одного из них он увидел факел! Тот перестал подтанцовывать и повернулся к краю сцены, ища кого-то. Наконец, замер, кивнул и медленно двинулся к певице.
Мужчина узнал в нем батрака.
– Не-е-ет!!! – закричал, что есть мочи Андрей. – Остановись, Франсуа!!!
Толпа, как и подобает, отхлынула от него, но… тут же забыла – факел сделал свое дело. Тело певицы объятое пламенем, ярко высветило помост. Он с отчаянием огляделся – женщина рядом крутила у виска. Но Армагеддон продолжался: пламя перекинулось на танцующих, затем вниз, на толпу. Небосвод заиграл сполохами, притом, что всё вокруг продолжало гудеть, стонать и бесноваться от восторга. Наконец, чудовищное сияние уступило прожекторам. Море желто-синих флагов, перемежалось уже незнакомыми – красно-черными. Радостные лица людей, говорили, что вокруг праздник. Давно и безнадежно.
«Ты сходишь с ума? – вопрос завис, как и ответ на него. – Или они? Но какой, какой праздник?» – пытался сообразить Андрей, проталкиваясь вперед. Среди молодых пар, очевидно студентов, он заметил одну – девушка, обнимая парня, целовала того, не обращая внимания ни на сцену, ни на толпу. Важнее видно сейчас было другое.
– Простите… что происходит? В честь чего праздник? – спросил Андрей и виновато улыбнулся за бестактный вопрос, считая себя уже почти помешанным.
– Да вы что?! Откуда? – весело воскликнула девушка. – Революция! Мы делаем историю! – И прижалась к парню. Меняем власть! Будем жить по-другому! Счастливо и хорошо! Власть народа! Для нас!