The Lie I've Lived
Шрифт:
Усмехаюсь – знаю, что будет дальше.
Серия быстрых взмахов палочкой Джеймса завершается широким росчерком, под который напевно произносятся чары. Гранит свертывается в себя, приобретая форму и размер. Вырастают четыре лапы и хвост; тело вытягивается, упорно стремясь к жизни. Неприглядный серый цвет меняется на желтый и коричневый.
Секунду спустя золотистый лев издает рык, уставившись на министерского экзаменатора.
– Желаете, чтобы я заставил его показать пару трюков? – спрашивает Джеймс. Он всегда был не прочь выпендриться.
–
Шея льва искривляется и вытягивается. Тело неуклюже шлепается на пол, а кожа белеет. Передние лапы болезненно, даже на вид, выкручиваются, и вот место льва занимает громадный лебедь.
Когда мы покидаем Омут, Гермиона все еще разливается соловьем, нахваливая навыки моего отца. Наконец, она поворачивается ко мне:
– Что ж, это объясняет, как ты так быстро умудрился поднатореть. Это прямо-таки гениально! Ты в прямом смысле слова учишься магии у своего отца.
– Гермиона, в твоем рассуждении есть один маленький такой недостаток. Омут появился у меня лишь в январе.
Она застывает, принимаясь анализировать то затруднительное положение, в которое попала. Могу видеть, как правда вертится у нее в голове, но я знаю, как работает ее разум. Она отбросит идею, поскольку та слишком нелепа. Интересно, что это говорит обо мне.
– Значит, директор все это время одалживал тебе свой.
Тон у нее, скорее, вопросительный, чем утвердительный.
– Правдоподобно, но совершенно не правильно.
– Если уж это не так, то в чем тут дело? – переходит она к сути.
– Воспоминания взяты не у Дамблдора. Я получил их у озера прошлым летом, когда мы с тобой сражались с дементорами.
Она упирает руки в боки и с сомнением заявляет:
– Чушь какая-то! Дементоры не раздают воспоминания, и даже если бы это было так, то точно не настолько приятные.
Грейнджер уже близка. Надо только чуть-чуть ее подтолкнуть.
– Что я говорил тебе о том, что со мной сделали дементоры?
– Что они разблокировали в тебе какую-то дополнительную силу. Минуточку, черт тебя побери! Это ведь не Дамблдор отдал тебе воспоминания, да?
– Мощь – это не только грубая сила. От Волдеморта мне достался талант; Лили Поттер одарила меня совершенно иным. Но и Джеймс кое-что мне оставил.
– Что именно?
– Всё, – отвечаю я и указываю на кресло: – Он часами целовался здесь с Марлен Маккиннон, чтобы заставить Лили ревновать. А та хотела показать своему бывшему парню, бросившему ее ради штучки, так скажем, погорячее, что тот потерял. Джеймс не был столь одарен в рунах, как ты, но, если хочешь, можем серьезно подискутировать на тему сравнительных подобий и различий древнеисландского и кельтского. Есть воспоминания о рождении
Она ошеломленно откидывается в кресле.
– Ты всё ещё Гарри?
– Шляпа не зря зовет меня ЭйчДжеем. Я не Джеймс. Он был левшой и искал неприятностей на свою голову, тогда как меня неприятности находят сами. Но я все-таки несколько больше, чем Гарри. Тот был замкнут, и ему сильно недоставало реального опыта. Одно могу сказать точно: он понятия не имел бы, что делать с такой ведьмой, как Флёр. Не думаю, что он пережил бы кое-какие турнирные перипетии. Моих лучших навыков прошлого года было бы недостаточно.
Гермиона задумчиво потирает подбородок:
– Джеймс Поттер был анимагом.
– Помнишь вилорога, которого все искали пару месяцев назад?
– Так это был ты!
– Еще одно отличие: Джеймс умел превращаться в оленя.
– Сложно этому научиться? – Только Гермиона везде способна найти, чему поучиться.
– Сложнее, чем окклюменции, но не особо. Я могу указать тебе правильное направление и помочь с началом. Скорее всего, это займет у тебя большую часть следующего года, но готов поспорить: ты ослепишь своим блеском экзаменатора на СОВах.
– Было бы чудесно! – восклицает она, но тут же принимает более серьезный вид. – Понимаю, почему ты не рассказал мне сразу. О, и все твои отвлекающие маневры в этом году… Это сильно повлияло на твое отношение ко мне? А к Рону?
Присаживаюсь к ней поближе.
– Немного. Я, наверное, уже не так близок к Рону, как раньше, но он сейчас буквально помешан на Парвати. Мне бы хотелось думать, что к тебе я чуть ближе. Дружба всегда со временем изменяется. Люди сближаются и иногда отдаляются, но в наших с тобой отношениях сейчас все в порядке.
Она доброжелательно хлопает меня по плечу, улыбнувшись.
– Полагаю, не стоит больше смеяться над Флинтом. Ты у нас здесь который год? Одиннадцатый, да?
***
Медведь, покружив по комнате и примерившись к своему врагу, рыкает и бросается к размытой крупной фигуре. Здоровущие руки блокируют натиск, и противники сплетаются в неуклюжем подобии танца, где вздыбившийся на задние лапы медведь с силой бьет когтями монстра по морде. Но враг слишком силен, и раздается треск: по меньшей мере, одна из передних лап раздроблена. Зверя отбрасывает.
Я отменяю трансфигурацию, и медведь превращается обратно в стол, которому срочно требуется починка.
– Будь это тролль или великан, это ты валялась бы там беспомощно после взбучки. Двигаешься, как старая бабка.
– Иди ты в ж…, опарыш без мудей. Я делаю все, что могу!
Создаю из каких-то стульев двух волков – посмотрим, как она справится с несколькими противниками. Тут у меня мелькает запоздалая мысль, и я насылаю на Шляпу летящих птиц; пусть они потреплют её в самом слабом месте – там, где Шляпа соприкасается с големьем телом.