The Мечты. Бес и ребро
Шрифт:
Было и хорошее.
Спектакли солнечногорской муздрамы с участием Адамовой и ранее пользовались такой бешеной популярностью, что билетов нельзя было достать, а теперь и вовсе загрохотали на всю страну. Ценители к ним потянулись даже из столицы. Стеша собирала аншлаги. Юхимович считал деньги и потирал руки, не забывая себя нахваливать, какой он молодец, что не уволил ее, несмотря на визг госпожи Панкратовой и собственные опасения. И это еще не отгремела премьера!
Зато случилась премьера у Лизы Моджеевской. К началу октября она наела весьма увесистые щеки и решила расширять свой
Это Стеша и заметила накануне вечером, на прогулке, на которую они вывели внучку.
Они смеялись. Целовались. И забывали о том, что вокруг их мира все еще есть внешняя оболочка, в которой не только октябрь разливал по улицам карамель.
И в ту среду, самую обычную среду, знаменовавшую собой середину рабочей недели, Стефания Яновна с утра отбыла на репетицию, куда Андрей подвез ее лично – они теперь часто ездили вместе на работу, пока клоп прохлаждался во дворе. А сам Малич отправился в цех. В общем-то, у него дела тоже шли в гору, хотя он-то как раз ничего для этого особенного не предпринимал, работал как обычно, когда попадал в период «подъема» – на вдохновении.
И ближе к полудню, как раз на волне своего вдохновения, решил прерваться на кофе, которого ему выпить спокойно не дали. Курьер из «Миндаля» только-только свалил, оставив по себе аромат свежей выпечки, и он со своей чашкой устроился у окна, как вдруг раздался телефонный звонок, сбивавший все планы – это Андрей Никитич почувствовал на уровне подсознанки. Опыт, как говорится, не пропьешь.
И был-таки прав.
– Андрей Никитич, вы на месте? – раздался голос Романа Моджеевского, который сам, по всей видимости, пребывал где-то в пути – из трубки доносился рев мотора и визг сигналящих машин.
– И тебе здравствуй, Роман Романыч, - отозвался Малич, отхлебывая кофе. – Не знаю, что ты подразумеваешь под местом, а я в мастерской.
– Да. Еду к вам. Через пять минут буду. У нас новости.
– Нарыли?
– Да, Андрей Никитич, нарыли.
Долго ждать зятя не пришлось. Тот и правда вломился в мастерскую через пять минут после звонка. Собранный, спокойный и напоминающий хищника перед прыжком. Прямо настоящий мир дикой природы, а никакой не Роман Романович. Шутки кончились, судя по всему.
– Надо лететь в Бильбао. Три дня назад Арсен по своим каналам вышел на гражданина Испании… Алехандро Креспо Дельгадо сорока шести лет, за ним сейчас установили слежку, но в чужой стране что мы можем? Я фотографии видел, Андрей Никитич. Мне прислали.
– И? – коротко бросил Малич, воззрившись на Романа.
– И у этой скотины бородой вся морда заросла... загар средиземноморский. И еще он работает... в стрип-баре. В общем, бред. Бред! Я не даю никаких гарантий, что это Олег. Но лететь надо.
– Когда?
– Сегодня. Вы как? Вас это тоже касается…
Андрей непонимающе глянул на Моджеевского, даже бороду почесал.
– Что как?
– С нами? Ну в смысле…
– Да! – резво подхватился Малич, уразумев сказанное, и рассмеялся: – Давно я не был в стрип-баре. Целую жизнь. Кем он там, кстати, пристроился? Вышибалой? Или у шеста пляшет?
– Посуду моет.
– Ну да… карьерный рост, - протянул Андрей Никитич. – И ты думаешь, это правда может быть он?
– Нет. Нет, не думаю, потому что это невозможно. Не бывает так. Но, черт подери, в последнее время и происходит только то, чего не бывает. Надо удостовериться. Загран ваш дома?
– Здесь он мне точно ни к чему.
– Тогда едемте на Молодежную. У нас максимум полчаса. Еще в центр добираться, на самолет. Собственный я так и не купил, а судя по яхте – оно того не стоит, - мрачно хохотнул Роман.
Ровно в полчаса и уложились. Пока ехали к дому, Андрей набрал Стешу. Та не ответила, что означать могло только одно – репетиция. Именно поэтому, собрав сумку, он потратил еще несколько минут на записку, изложив в ней самое главное. О том, что поиски сдвинулись с мертвой точки, что они с Романом отправились проверять предположения и что он обязательно позвонит, как только сможет. В постскриптуме значилось самое главное: не делать глупостей!
Ее глупости дорого обходились всем. У Моджеевского, например, до сих пор наблюдались последствия контузии, полученной в Айя-Напе. Вспоминал, из-за кого весь сыр-бор, – ржать начинал, несмотря на всю серьезность ситуации. Впрочем, дорогой до главного аэропорта страны, он, уткнувшись в макбук, то звонил кому-то, то писал, раздавая направо и налево поручения, за чем в течение нескольких часов молчаливо наблюдал Малич, отмечая про себя, что в голове зятя, кажется, умещается целый компьютер с оперативной памятью в терабайт. Сам он напряженно вглядывался в дорогу, гадая, чем закончится этот день, который начался так обыкновенно, но так невероятно продолжился. Испания в качестве послеобеденного приключения – это сильно.
Еще сильнее была мысль, что, возможно, все то напряжение, в котором они прожили уже несколько месяцев, скоро закончится. Внесет ли эта поездка ясность – вопрос задачи со многими неизвестными, потому что все происходящее – как пальцем в небо.
И еще он думал о Стеше.
Глядя, как Роман объясняет Женьке по телефону, куда запропастился и куда уволок ее отца, он думал о Стеше. О том, что та сегодня первый раз останется одна в его квартире. И о том, что наверняка будет волноваться, рисуя в своей красивой фиалковой голове какие-то ужасы. И потому самое разумное – как можно скорее с ней связаться. А то еще до чьей-нибудь контузии недолго.
Следующую попытку он предпринял уже находясь в здании терминала несколько часов спустя. Нетерпеливо набрал ее номер, но его вызов снова остался безответным. Стрелки на часах демонстрировали пять часов пополудни. Коваль отправил кого-то из сопровождавших их бойцов за кофе в одну из кофеен, расположенных здесь же. А Стеша – не отвечала.
С рейсом повезло – был прямой. И перелет в бизнес-классе вполне сошел бы за приятную прогулку, если бы не желание подогнать хотя бы немного время и оказаться в конечной точке своего пути.