The Phoenix
Шрифт:
Может быть, я пожалею об этом, но ждать от Воображалы подачек не входило в мои планы. Пускай однажды она почувствует тоже, что и я. Если это вопрос времени, я смогу подождать еще немного. Это ведь мы. Это ведь сильнее монстров, проблем богов, ненависти титанов. Это ведь больше похоже на вечность.
Металл ударяется о металл, в ту самую секунду, когда небосвод разражается громом. Бой окончен. Брат Клариссы распластался в луже, я – едва живой, слабый и вымокший до нитки – остался стоять на ногах. Это победа.
Кларисса буквально вспыхивает яростью.
– Почему мы должны ждать тебя, Перси? Ты разве особенный? – подойдя ближе, спрашивает Рейна.
– Мы?
– Собрание Совета уже началось, – отчеканивает она, глядя мне прямо в глаза.
(Fallulah – Give Us A Little Love)
– Уймись, Вальдес, – нервно одергиваю я сына Гефеста.
Но он продолжает выстукивать костяшками пальцев по деревянному покрытию стола, даже не обернувшись на меня. Странно, это ведь не раздражает меня, с чего бы так заводится? Наверное, все потому, что напротив меня сидит Аннабет. Она прожигает меня взглядом, но на любые вопросы окружающих отвечает сдержано, четко, внятно.
Меня раздражает ее лживая маска безразличия. Я же не настолько слеп, чтобы не заметить ее красные, опухшие, будто ото сна, глаза. И это бесит вдвойне. Логика подвела Аннабет на этот раз. Вместо того, чтобы попросту объяснится со мной, она сбежала с поля боя. Как низко, Воображала.
Наша злосчастная семерка расположилась в Круглом Зале в ожидании Хирона, Мистера Д. и остальных заседателей Собрания. Те, кажется, не торопились, даже не смотря на то, что дочь Беллоны отправилась за ними около четверти часа назад. Обстановка за столом с ее уходом стала только хуже. Всю напускную серьезность и хамство Рейны мы не принимали к сердцу, зато полыхающую ненавистью атмосферу между мной и Воображалой заметили все. Когда Пайпер попыталась отшутиться по поводу нас двоих, Аннабет послала ей самый злорадный взгляд, на который она была только способна. Считает, что я не заметил.
Наконец, краем уха я узнаю знакомый, размеренный топот копыт своего учителя.
– С добрым вечером, полукровки, – монотонно произносит он.
Мы откликаемся слабым мычанием. То ли от усталости, то ли от напряжения. Хирон пропускает Рейну и становится во главе стола.
– Поскольку все в сборе… Думаю заседание Совета может быть открытым.
Раздражает его начальственный тон. Мы же не виделись, можно быть и повежливее. Я верчу в руках Анаклузмос, стараясь не поднимать глаз выше полировки стола.
– Предлагаю перейти сразу к сути, потому что времени у нас осталось слишком мало, – вмешивается Рейна.
– Но разве это все присутствующие? – удивленно спрашивает Фрэнк. – Раньше это было заседанием с участием Козлоного Совета, я не ошибаюсь?
Дочь
– Он поинтересовался, Рейна. Стань хоть на секунду человеком.
Претор ошарашено смотрит на дочь Плутона. Я восхищенно гляжу на решительную, а прежде смущающуюся, словно спрятавшуюся ото всех Хейзел. В тихом омуте черти водятся, верно?
– Мы хотели перейти к сути, – прокашлявшись, вмешивается Хирон. – Думаю, вы заметили, что в лагере стало малолюдно. Учитывая количество обнаруженных и опознанных богами полукровок, могу сказать, что все хуже, чем мы могли предполагать. К концу прошлого года в лагерь пожаловало двадцать четыре новобранца, что в четыре раза меньше, чем в прошлом году. Сатиры разводили руками – запах обрывался, а учуять его вновь не удавалось ни одному из них. Я списал это на ослабленное состояние богов после войны. Но Дионис опроверг мои догадки, а Олимп попросту не отвечал на мои вопросы. Боги продолжали признавать своих отпрысков, но их пропажа, выражаясь языком олимпийцев, «не в их компетенции».
В ушах застучал пульс. Дети пропадали, а им хоть бы хны? Никому не посоветую такой родни. Надеюсь, в список горе отцов не входил Посейдон. Я нервно сжимаю ручку в руках, будто ее возможно сломать.
– Если мы правильно тебя понимаем, – начала Аннабет, и меня передернуло от ее пустого голоса, – полукровки просто исчезают? Почему ты не решил, что это монстры?
– После заточения Геи, во вратах по-прежнему остаются лазейки, щели, в которые пробираются монстры, чтобы попасть в мир смертных. Но давайте судить трезво, Аннабет. Они не смогли бы отследить такое количество полукровок. Даже если это их рук дело, почему чутье сатиров не говорит об их присутствии?
– Может быть, все дела в богах? – начинает Джейсон. – После их раздвоения личности они крайне редко связываются с нами.
Связываются? Мой отец, даже не пытался этого сделать. Злоба захлестывает меня с головой. Хирон размеренно качает головой.
– Дело ведь касается двух лагерей, верно? – неуверенно спрашиваю я. – Теперь, когда они приняли свое второе «я», олимпийцы признают всех полубогов?
Хирон оборачивается ко мне, и как-то опечаленно, опустошенно улыбается мне. Как если бы нас впереди ждало еще одно испытание, и он знал об этом. Кто бы сомневался. Сейчас настанет время: «Ты узнаешь это в нужном месте, в нужное время».
– Дионис отправился на Олимп, чтобы потребовать объяснений у олимпийцев, но… Все пошло не так, как я себе представлял…
И кентавр замолкает, глядя куда-то вдаль за окном. Я слышу, как капли дождя нервно барабанят по стеклу и стекают по водосточным трубам к мощенной брусчатке. Странно видеть дождь в конце декабря, но кто я такой, чтобы перечить богу морей? Ах, кажется, я был его сыном. В какой-то другой невероятной реальности, в которой я вытащил, спас его, а теперь оказался самым неуклюжим сыном неудачником.