The ТЁЛКИ два года спустя, или Videoты
Шрифт:
– Не знаю... давай.
– Вчера жена рассказала, как вы с ней косяки курили. – В трубке слышится шум от перемещения предметов. – И главное, ты мне – ни гу-гу!
– Да... типа... – я наконец нахожу стакан, – типа, прости...
– Ты мне чуть семью не разрушил! – Ванино дыхание становится громче, будто он бежит. – Не поделился косяком с другом... Я уж теперь не знаю, как свою жену с тобой оставлять. – Он замолкает, соображая, чем бы еще более глупым меня отвлечь. – Слушай, тут сегодня Семисветова забегала, спрашивала тебя. На ней была футболка, кажется, без лифчика. Скажи, братик, ты ее трахнул-таки в Питере?
– Вань, – я облизываю
Наливаю полный стакан виски, выпиваю залпом, практически не чувствуя, как алкоголь обжигает мне глотку. Наливаю еще. Пустой желудок предположительно должно свести, но этого не происходит. Листаю эсэмэс, а там сплошные «Просьба перезвонить Лобову», «Просьба дать комментарий», «Андрей, добрый день, я из... издания», все в таком духе. Пока отключаю телефон, он успевает дернуться от звонка абонента с неопределяемым номером. Умываюсь холодной водой, стараясь не смотреть на себя в зеркало. Потом валюсь на диван...
«SONG TO SAY GOODBYE»
Вчера на моих глазах убили девушку. Двое молодых людей в возрасте двадцати лет и один тридцатилетний вечно кривляющийся придурок. Убивали в течение семи минут.
То есть мы не били ее руками, ногами или подручными предметами. Мы просто снимали передачу. Мы просто снимали, как умирает человек. КРУПНЫМ ПЛАНОМ. С двух камер.
Завтра на канал придут ее родители. Люди, которых я не знаю, но которые наверняка слышали обо мне. И у меня нет ни одного слова оправдания...
Я мог бы сказать им, что был единственным, кто крикнул: «Врача!» Я мог бы сказать вам, что был единственным, кто спрыгнул со сцены и сломал чертову камеру. Но теперь все это уже лишь комментарии...
Начинать надо было раньше. Как минимум год назад, когда я пришел сюда работать.
В то время, когда мы перестали следить за смыслом, и подчинили все картинке. Когда мы решили, будто окружающий мир создан лишь для того, чтобы мы не тратились на декорации. Мосты существуют, чтобы рушиться, унося вниз поезда, дома – чтобы обваливаться, оставляя нам горы трупов. Машины должны непременно попадать в «ошеломляющие аварии», самолеты – падать, а природа выходить из берегов, обрушиваться смерчами и ураганами. Да и сами люди нужны только для того, чтобы приходить в наши шоу, рассказывать о себе интимные скабрезности, и иногда... умирать в прямом эфире. Трагически, тяжело, картинно...
И главный вопрос современности: БЫЛО? Дурацкая реплика, которую ведущий адресует камерам, интересуясь, как это вышло на видео.
Все подчинено этой ебаной камере. Мы стоим за ней, вы – перед. И весь мир, кажется, сосредоточен в этом куске пластика и металла.
Нарезки, пек-шоты, крупняки, панорамы – все это льется на наши головы. Мы – это племя фанатов видео. Видеоты.
Зачем я пишу все это дерьмо? Нет, не подумайте – я все такой же циничный козел, каким был вчера. На меня не снизошло прозрение. Просто вчера на моих и ваших глазах умерла девчонка. Первую минуту, глядя на то, как она валяется без сознания, я не испытал шока. Я находился в состоянии
Следующим шагом может быть только провокация подобных инцидентов (рейтинг-то был охуительный!).
Я хочу сказать, что не могу больше. Не хочу. Не знаю, как.
Я делал это, как делают все. Ради бабок, славы и всего прочего, о чем вы мечтаете. Обычная история обычного, но тщеславного человека. Все это время я предпочитал малодушно об этом не вспоминать.
Сегодня у меня хватило духу набить это письмо в блог. (Правы те из вас, кто считает, что все это, типа, пиар. У меня и самого была такая мысль. Реально, я пишу и думаю – пиар-то будет не хилый. С этим я тоже борюсь.)
Мне страшно. Страшно так, как еще не было. Страшно потому, что я не знаю, как после этого выходить туда, где суфлеры и камеры. Еще страшнее оттого, что если я выдохну и снова окажусь в кадре, меня уже не будет. Останется кто-то третий. Тот, кто безучастно наблюдает. Тот, кого ничто не трогает.
Поэтому я ухожу. Бегу, сваливаю, дезертирую. Это уже не мое шоу. Или так: это больше не шоу.
Я делал очень популярный и очень подлый продукт. Часть вины снимается. Конечно, у меня ничего не вышло бы без вас, мои драгоценные телезрители.
Спасибо, что оставались все это время с нами. Спасибо, что оставались сами собой – циничными и равнодушными ублюдками. Другие бы подобное дерьмо смотреть не стали, вы уж мне поверьте.
Я свалил.
PS: Не надеюсь и не пророчу прихода на мое место людей более чистых и более НОРМАЛЬНЫХ. Придут пока неведомые нам упыри, гораздо хуже нас. Впрочем, какая разница? Видеоты – это не диагноз, это поколение.
В какой-то момент что-то пошло не так, и это напрягает. Желаю вам помусолить мой пост в течение недели и переключиться на что-то еще более блядского содержания.
На то, что доставляет...
Kisses,
AM
– Kisses... тоже мне, – криво усмехнулся Антон, еще раз пробежал глазами по экрану ноутбука и закусил нижнюю губу. – И когда ты это успел написать?
– Пока вас ждал.
– Ты это завтра... собираешься? – вкрадчиво поинтересовался Ваня.
– Я это уже опубликовал, – тушу сигарету, – в своем блоге. Полчаса назад. Уже сто комментариев, если интересно.
– Да. – Антон встает и принимается маршировать по комнате. – Ты понимаешь, что такие вещи нельзя делать на горячую голову?
– Еще и не совсем трезвую, – дополняю я.
– Я не буду тебе говорить про то, как я несся сюда, про то, что мы с Антоном приготовили душеспасительную речь.
– Вань, спасибо и простите. Я... я, правда, больше не могу.
– Количество потоков говна, которое польется на наши головы со всех сторон ты, конечно, оценил?
– Ему похуй, Вань, – пожимает плечами Антон, – он же играет, как обычно. Для него это такой красивый финал. Как там, Дрончик, ты говоришь? «Нужно уйти на пике, как...