Тибетский лабиринт
Шрифт:
– И какая же группа крови предпочтительнее? – съязвил Крыжановский.
Ева ответила вполне серьёзно:
– Первая! У истинного арийца может быть только первая группа! Но лучше оставим вопросы крови до завтра, а сегодня предлагаю заняться более приятным делом. Нас ждёт Нимфенбург! Это совершенно невозможно – приехать в Мюнхен и не побывать в Нимфенбурге. Едемте немедленно!
Со свойственной ей решительностью, девушка схватила профессора за руку и повлекла за собой, но на этот раз поездку пришлось отложить. Не успели они усесться в машину, как рядом затормозил мотоцикл. Приехавший
– А, вот вы где! От гестапо не спрячешься! Герр Шеффер просил срочно вернуться в отдел.
– Что случилось? – встревожился Крыжановский.
– Не могу знать, – пожал плечами Гюбнер. – Одно скажу: ваш шеф находится в крайне возбуждённом состоянии – настолько возбуждённом, что оно неприлично для чистокровного арийца.
Криминалдиректор оказался совершенно прав – Шеффер буквально обезумел, таким его Герману видеть ещё не доводилось: борода всклокочена, губы трясутся, а глаза лихорадочно блестят.
– Свершилось! Наконец-то! Герман, Ева, поздравляю – мы отправляемся в Тибет! Два дня на сборы, и вылетаем! – оберштумфюрер пустился в пляс. – Целый год я готовил эту экспедицию... Да теперь уже нет смысла скрывать – получена радиограмма с нашего транспорта, на борту которого находятся остальные участники и всё оборудование. Судно бросило якорь на рейде Калькутты. Оттуда мы пойдём в Гималаи. Я ведь обещал, помнишь?
– Но почему ты всё время молчал? – вырвалось у Германа.
– Необходимый уровень секретности! – строго сказал Шеффер. – Тебе ли не знать, на что способны англичане и прочие враги Рейха: одна торпеда, и – прощай мечты о Тибете! Кстати, по той же причине пока не стану говорить ни о цели экспедиции, ни о её маршруте. Эту информацию вы оба узнаете только на месте. Герман, видел бы ты себя сейчас со стороны! Не ожидал подобного поворота? Ничего, свыкайся с новой жизнью – ты теперь в Германии, в стране, где сбываются все мечты!
Начальник отдела явно наслаждался эффектом, который оказала на Крыжановского его новость. Герман действительно испытывал немалое смятение, но объяснялось оно несколько иным образом, нежели понимал Шеффер: стремительное развитие событий исключало возможность контактов с советской разведкой. Выглядело всё так, будто Крыжановский, после заявления о нежелании возвращаться в СССР, просто взял и исчез в неизвестном направлении – чем, кроме предательства можно объяснить подобное поведение?
– Эрнст, надеюсь, ты не станешь требовать, чтоб мы с Германом прервали культурную программу и немедленно поехали покупать палатки и рюкзаки? – капризно спросила Ева. – У нас запланирована экскурсия в Нимфенбург.
– О, женщины! – закатил глаза Шеффер. – Ева, ты хоть понимаешь, насколько серьёзное предприятие нас всех ожидает? Нужно каждое отпущенное мгновение употребить для дела…
– Экскурсия – тоже важное дело! – отрезала Ева, и Герман почувствовал на запястье хватку её мягких тёплых пальцев.
Начальник отдела развёл руками, а девушка, более не обращая на него внимания, повлекла Крыжановского на улицу.
– Без нас всё приготовят, – сказала она, садясь за руль. – И вообще, этот хорёк Гюбнер прав – нет никаких причин для
Всю дорогу Герман в пол уха слушал щебечущую фройляйн и пытался придумать способ дать о себе знать советским агентам. Увы, ничего иного, кроме глупой идеи: «Надо оставить такое послание, чтобы немцы его не заметили, зато распознали свои», на ум не приходило.
Между тем, место, куда привезла его Ева, действительно оказалось прекрасным: дворцовый ансамбль с прудами и фонтанами, отдалённо напоминающий родной Петергоф.
Молодая трава и первые весенние цветы придавали Нимфенбургу очарование весны.
– Это барокко, – пояснила Ева. – Вы разбираетесь в архитектурных стилях?
– Не особо, но дворец мне нравится, – сказал Герман.
– Внутри он ещё прекраснее, чем снаружи – всякий раз, попав в Мюнхен, я спешу сюда, где так хорошо думается, так мечтается... Пойдёмте же, я покажу вам «Галерею прелестниц», там собраны изображения самых красивых и самых известных женщин прошлых веков.
Названная галерея оказалась большой светлой комнатой, все стены которой украшали женские портреты. Впрочем, в помещении присутствовали не только портреты – в креслах у одного из окон расположились три роскошных дамы.
– Герман, похоже, я не одинока в своих устремлениях! – радостно вскричала Ева. – Вы не представляете, с кем я вас сейчас познакомлю!
Дамы у окна настолько увлеклись беседой, что не сразу заметили их. До Крыжановского донеслось: «…то вечернее платье из Бергамо в сочетании с серебряными сандалиями просто божественно…»
Глядя на них, Герману вспомнилось пушкинское: «Три девицы под окном пряли поздно вечерком…»
– А, вот вы где! От гестапо не спрячешься! – старательно копируя Гюбнера, вскричала Ева.
Дамы немедленно бросились к ней целоваться.
– Что за тон, милочка, – хохоча, вскричала старшая из троицы, в которой Крыжановский без труда узнал любимую актрису Гитлера Ольгу Чехову. – Где ты поднабралась такой вульгарной солдафонщины, уж, не от своего ли таинственного спутника?
– Прошу прощения, – спохватилась Ева. – Дамы, представляю вам моего нового патрона, профессора Германа Крыжановского. Он только что приехал из России. Герман, это мои лучшие подруги: Ева Браун, Лени Риффеншталь и несравненная Ольга Чехова. Но как так получилось, что мы столь счастливо встретились?
– Это всё Лени, – пояснила Ева Браун. – Она собирается снимать новый фильм и ищет места для натурных съёмок. А мы увязались за компанию.
– И я первым делом поспешила сюда, в любимый всеми нами Нимфенбург, – подтвердила Лени Риффеншталь. – Название для фильма уже есть: «Долина», это будет музыкальная комедия. Кстати, Ева, не желаешь ли снова у меня сниматься?
– Нет, уж, Лени, всякий раз как я иду у тебя на поводу, потом обязательно приходится обнажаться – случай с «Олимпией» ещё ничего, но эту ужасную «Ночь амазонок» я тебе никогда не прощу. К тому же, мы с Германом скоро уезжаем в Тибет, – решительно отказалась Ева Шмаймюллер.