Тибетское пророчество
Шрифт:
Лето сменяло весну, зима шла за осенью. Приют превратился в мой маленький мир. Мне нравились уроки, мне нравилось изобретать, как переделать старую одежду, когда это казалось совершенно невозможным. Я с удовольствием присматривала за маленькими девочками, которые доверяли мне и делились со мной своими секретами. Но самый лучший момент дня наступал, когда мы, разбившись по парам, шли гулять в парк, находившийся примерно в миле от приюта.
Я провела большую часть времени своей предыдущей жизни на открытом воздухе, и порой мне казалось, что стены приюта душат меня. Часовая прогулка по парку, конечно,
Когда девочке исполнялось четырнадцать, ей находили место, как правило, прислуги, но иногда у портнихи или на какой-нибудь фабрике Ист-Энда, а изредка – где-нибудь на ферме. Я оставалась в приюте до пятнадцати лет, на год дольше, чем полагалось, потому что мисс Кэллендер находила меня очень умелой в обращении с малышками. Я могла бы даже остаться насовсем, став чем-то вроде не получающей жалованья помощницы, но у меня вышла стычка с противной девчонкой, которую звали Большая Алиса и которая отвечала за другую спальню младших. Она все время над ними насмехалась, и я, потеряв в конце концов терпение, ударила ее. Я впервые совершила подобную вещь с того дня, как пнула Дэйзи в первую неделю моего пребывания в приюте, но поднялся большой шум, и мисс Кэллендер решила, что мне пора уходить.
Хотя я всегда очень старалась, занимаясь шитьем, способностей у меня к этой профессии не было. На фабрику я тоже не хотела идти, потому что наслышалась от других девочек про то, какие там условия. Я предполагала, что мне предстоит пойти в прислуги, но когда недели через две после инцидента с Большой Алисой мисс Кэллендер прислала за мной, она, к великой моей радости, объявила, что нашла мне место на ферме в Хемпшире.
– На ферме, мисс?!
– Ну, пожалуй, это не настоящая ферма. Скорее небольшой участок земли. Там со всем управляется сам владелец и его жена, мистер и миссис Гэммидж. У них дом и несколько акров угодий. Господь, по-видимому, не благословил их детьми, и теперь, когда оба они уже в возрасте, им нужна пара рук в помощь по дому и на земле.
– А мне нужно будет ухаживать там за животными, мисс?
– Мне говорили, что у них несколько кур и свиней.
– О!
– И у них совершенно точно есть лошадь или какое-то другое животное, чтобы возить коляску.
– О-о-о, как чудесно. Огромное спасибо, мисс Кэллендер.
– Мистер Гэммидж прислал деньги на железнодорожный билет для тебя. Поедешь в субботу, он встретит тебя в Тенбрук Грин. Это ближайшая станция, – она откинулась на стуле, сложив руки перед собой на столе. – Мне жаль расставаться с тобой, Джейн. В будущем старайся себя сдерживать.
– Да, я постараюсь, мисс. Просто… ну, я рассказывала девочкам об одном человеке, которого я знала. Он очень много для меня значил, а Алиса сказала про него ужасную гадость.
– Она поступила плохо, но ты не должна была ее бить, Джейн. Это не по-христиански.
– Да, мисс.
Ее лицо расслабилось, и на нем появилось нечто вроде улыбки.
– Ты – здравомыслящая девочка. Жаль, что не удалось сделать для тебя больше, но здесь столько проблем. Надеюсь, в твоей новой жизни все будет идти хорошо.
– Спасибо, мисс.
Моя
На второй день, когда мы набирали в сарае зерно, чтобы покормить кур, мистер Гэммидж обхватил меня рукой, положив ладонь на грудь. Я испуганно отшатнулась, сознавая, что передо мной встала деликатная и совершенно новая для меня проблема.
С этого момента почти все мои мысли были заняты тем, как не остаться наедине с мистером Гэммиджем. Если же этого нельзя было избежать, а такая ситуация складывалась часто, то я старалась, чтобы между мной и хозяином находился какой-нибудь предмет, но так, чтобы он не догадался о моем маневре. Однако мне было очень трудно вести себя естественно, когда мы оказывались вдвоем в кухне, разделенные большим столом, или в амбаре – коляской. Он ничего не говорил при этом, только ухмылялся и пытался меня облапить. Однажды, когда он загнал меня в амбаре в угол, мне пришлось изо всех сил наступить ему на ногу, сделав вид, что я нечаянно. Оказавшись вне опасности, я извинилась.
Все кончилось, когда однажды утром в половине шестого я пришла на кухню, чтобы развести огонь в большой кухонной плите, и застала там миссис Гэммидж. Повернувшись от раковины, где она мыла тарелку и пару ножей, миссис Гэммидж спокойно сказала:
– Собирай свои вещи, девушка. Я хочу, чтобы ты ушла до того, как спустится мистер Гэммидж.
Я не стала изображать недоумение и просто сказала:
– Мне очень жаль, миссис Гэммидж, честно. Я не делала ничего, что… ну, знаете, что он мог бы посчитать…
– Я знаю. Ты, девушка, не виновата, – она устало пожала плечами. – Он всегда был такой. Я думала, что сейчас он, может быть, уже вышел из возраста, но этот старый петух начал гоняться за тобой, как только ты появилась. Нам следовало бы взять парня, но викарий велел взять девушку из сиротского приюта.
Я поднялась в свою крошечную комнатку, чтобы сложить мои пожитки в маленькую парусиновую сумку, с которой прибыла из приюта. Делом это было недолгим. Мое имущество состояло из одного запасного комплекта нижнего белья – сорочки, панталон и чулков, шали, потрепанного платья из голубого бархата, некогда, несомненно, принадлежавшего настоящей леди, потому что оно было хорошего качества, гребня, длинного передника, двух носовых платков, маленького полотенца, Святой Библии и "Историй про Джессику".
Я уже была умыта, причесана и одета в свою повседневную одежду – юбку и фланелевую блузу, некогда бывшую мужской рубашкой. Серебряный медальон я носила под блузой, никогда не снимала его и не выпускала наружу, боясь, что кто-нибудь может его украсть. Мне оставалось надеть только чистенькую, хотя и довольно поношенную соломенную шляпку с лентой – настоящее сокровище, которым перед отъездом наградила меня мисс Кэллендер, и спуститься вниз.
Мисс Гэммидж сидела в деревянном кресле-качалке, уставившись на горевший в плите огонь. Когда я вошла, она, не поднимая глаз, проговорила: