Тибетское пророчество

Брент Мэйдлин

Я и Сембур никогда не ходили с караванами, отправляющимися на юг. Старый Таши звал нас, потому что Ло-бас ценили мою способность управлять яками, хотя в том направлении и не нуждались в услугах Сембура. Однако Сембур никогда не возил меня на юг. За те десять лет, что мы жили в Намкхаре, сам он ездил туда дважды, но оба раза без меня. Когда я спросила его почему, он ответил, что объяснит, когда я стану старше.

Теперь я и в самом деле почувствовала себя бодрее и вернулась назад, чтобы поболтать с Гхенлингом. Он любил дразнить меня и отпускать глупые шутки, и чем более рассерженной я притворялась, тем больше ему это нравилось. Мы подъезжали к монастырю, где должны были задержаться,

чтобы монахи осмотрели привезенный нами из Магьяри товар и решили, сколько оставить для сборщика налогов. Едущий рядом Гхенлинг сказал:

– Когда мы остановимся в Галдонге, я приготовлю цампу, и мы вдвоем, Джейни, съедим целых шесть чашек.

Цампа была главной едой в Смон Тьанге и стране Бод. Для ее приготовления зерна ячменя нагревались в железной кастрюле на очень горячем песке до тех пор, пока не начинали трескаться, затем их просеивали, чтобы отделить от песка и мелко-мелко мололи. Эти измельченные зерна мы всегда носили с собой и растирали в пасту с кислым молоком или чаем с маслом, и вот эта-то паста и называлась цампа. Поскольку я ела ее всю жизнь, она мне нравилась, но Сембур так и не привык к ее вкусу, хотя вынужден был питаться ею уже столько лет.

Когда Гхенлинг сказал, что мы съедим целых шесть чашек цампы, я сделала вид, что никогда не слышала этой его шутки, и воскликнула:

– Шесть чашек? Отлично! Я ужасно голодна. Значит, каждому по три чашки.

– Нет, шесть чашек мне и ни одной – тебе! – Гхенлинг раскачивался от смеха в седле.

Сделав грозное лицо, я уставилась на него и гневным голосом произнесла:

– Ты негодяй, Гхенлинг! Ты – жадина! Я тоже хочу цампу!

Гхенлинг был в восторге.

– Нет, тебе цампу нельзя. Она не годится для маленьких иностранок.

– Я не иностранка! И я больше не маленькая девочка, я взрослая. Мне уже двенадцать лет.

– Если ты не иностранка, почему у тебя такая смешная белая кожа?

– Она не белая, она просто не такая темная, как у тебя, – ответила я и попыталась ударить его по плечу, что всегда ужасно забавляло Гхенлинга.

Он тут же помчался вперед, держась за якобы изувеченное плечо и издавая притворно страдальческие стоны.

– Сембур, Сембур! Спаси меня от Джейни! Она опять сломала мне руку. Ты должен держать ее на цепи, как медведя.

Изогнувшись в седле, Сембур обратился ко мне:

– Что там происходит, Джейни?

– Да ничего, Сембур. Просто опять Гхенлинг валяет дурака.

– Ладно, он славный малый, – Сембур благосклонно кивнул Гхенлингу, наградив его одной из своих довольно-таки свирепых улыбок. Ему нравились те, кто всегда веселы и ни на что не жалуются.

Через десять минут наш караван вступил в широкие ворота монастыря и прошел во двор. Ожидая нас, там собрались монахи и ламы. На ламах были высокие остроконечные красные шапки. Головы монахов были обнажены. Некоторые из них были совсем юными, потому что мальчики могли поступить в монастырь Галдонг уже в девять лет. Там же нас встречали и несколько демонов, роль которых исполняли монахи и святые женщины, наряженные в яркие полосатые одеяния и с большими масками на лицах. Маски изображали ужасных чудовищ с клыками, чешуей и выпученными глазами.

Трое монахов-мальчиков держали трубы, длиной с человеческий рост, на своих плечах, а ламы дули в них, издавая оглушительные звуки. Трубы были сделаны из меди и украшены серебром, бирюзой и кораллами.

Все это делалось для того, чтобы отогнать демонов, которые могли увязаться за нами из страны Бод. Грохот все нарастал, исполнители роли демонов в ужасных масках скакали вокруг нас, словно охваченные страхом, и в конце концов умчались прочь со двора, подавая тем самым пример настоящим демонам, которые как

бы должны были последовать за ними.

Мне всегда нравилась церемония изгнания демонов, особенно во время больших праздников, когда их изображали сотни лам и монахов в самых разнообразных масках. Сембур же считал все это идиотизмом. Он холодно наблюдал за происходящим, время от времени фыркал и сказал:

– У них мозгов не больше, чем у детей. Ты только посмотри на них.

Я взяла его за руку, наблюдая за тем, как бьющие в барабан монахи наступают на демонов.

– Ну, не знаю, Сембур. По-моему, это очень забавно.

– Забавно, да… Забавно, пусть, я ничего не имею против всяких там карнавалов и тому подобного. Почему бы немного не повеселиться? Дурость в том, что все это делается ради религии.

– Почему это дурость?

– Почему? Потому что религия – это то, про что написано в Святой Библии, вот почему, Религия не в том, чтобы вырядиться и прыгать, как клоун в цирке.

– Кто такие клоуны в цирке, Сембур?

Он посмотрел на меня и вздохнул.

– Очень трудно объяснять тебе всякие вещи, Джейни. Вины твоей в том нет, но ты мало что знаешь. Ты знаешь только то, что я тебе рассказал, но и оно у тебя в голове все время путается. Понимаешь, цирк – это большая палатка, куда сотни людей приходят посмотреть на других людей, которые выполняют акробатические трюки, кладут голову в пасть льву и тому подобное. Иногда они ходят под самой крышей по длинной проволоке. А клоуны – это люди, которые нарочно по-дурацки одеваются и красят носы в красный цвет, а потом начинают вытворять всякие глупости для того, чтобы тебя рассмешить.

Я не в состоянии была представить себе такую большую палатку. Во всем мире не хватит ячьей шерсти, чтобы ее сделать. Впрочем, моего воображения недоставало и на многие другие вещи, про которые рассказывал Сембур.

Когда демоны убежали, а шум стих, трое лам с чистыми свитками и перьями для письма начали с помощью старого Таши осматривать наш груз. Сембуру и мне платили в зависимости от его ценности, и на этот раз, если повезет, мы получим не меньше пятидесяти рупий.

Когда-то я никак не могла понять, почему мы не самые бедные в деревне, ведь мы не зарабатывали почти ничего сверх того, что нам платили за «сопровождение», как выражался Сембур. Поскольку мы были иноземцами, богатый помещик, владевший всей землей вокруг Намкхары, ни за что не сдал бы нам участок, на котором мы могли бы что-нибудь посадить или пасти скот. Сембур не знал никакого ремесла. Теперь, когда я подросла, то стала зарабатывать нам на еду – ячмень и овощи, помогая крестьянину по имени Бхола, у которого было несколько яков. Сембур иногда подрабатывал, помогая кузнецу или забойщику скота, но долго заниматься подобными делами он не мог. Они считались самым низким из того, чем вообще может заниматься человек, поэтому и кузнецу, и забойщику приходилось жить на самом краю деревни или города. Если бы мы жили только на то, что зарабатывали, у нас никогда бы не было в доме мяса.

Однако уже года три, как я поняла, что у Сембура есть какой-то тайный источник денег. В то время мы жили очень бедно, питаясь почти одной цампой и бобами. Тогда Сембур оставил меня на попечении Чхелы и двух ее мужей и отправился с караваном на юг, в Непал. Но обратно он приехал не с ним, а один, через три недели после возвращения каравана. Ло-бас считали, что он путешествовал в Индию, чтобы купить патроны для своей замечательной винтовки. Сембур и в самом деле вез более сорока обойм, в каждой из которых было по восемь патронов. Но еще он принес целую сумку серебряных монет, которую спрятал в тайнике в нашем доме. Тайником служила яма, вырытая под большим камнем около очага.