Тигр в камышах
Шрифт:
Он напоминал теперь хищного беркута, который набрасывает круги над жертвой, постепенно сужая их диаметр. Во всем его облике было нечто жутковатое, беспощадное. Я не выдержал:
— Ханжин, и все же? Куда и зачем? — я и не думал спрашивать о том таинственном предмете, который он вытащил у юродивого: зная скрытный характер моего напарника, это было бессмысленно, разве что я хотел бы здорово его разозлить.
Не ответив на вопрос, Ханжин резво устремился к стоянке стимолёток в дальнем углу площади. Невзирая на поздний час, машинерии курились под парами, готовые принять загулявшего пассажира. Линия подачи пара одного из них, похоже, травила: фланцевое соединение
Рассмотрев ближе второй аппарат, я понял, что стимолёткой его нельзя было назвать даже несмышленому мальчишке. С паром он не имел ничего общего. Узкий, словно сплющенный с боков, обтекаемый корпус разделялся посредине огромным, тяжелым маховиком-инерцо, рядом с которым в отдельном кожухе находилась мощная пружина в добрых три аршина величиной. Над отделением с инерцо, довольно высоко, располагалась небольшая, узкая кабина; она была плотно обтянута чем-то прозрачным, что поначалу показалось мне бычьим пузырем, но я усмехнулся такому предположению. Маховик был неподвижен, агрегат стоял на приколе, однако мерное, едва слышное поскрипывание говорило, что в аппарате взводится мощная пружина — она накручивалась от чавкающего в сальной смазке коленвала, ось которого уходила в темноту подвала одного из домов площади.
Ханжин прошел мимо стимолётки, брезгливо морщась. В «пружинке», как назывались аппараты, использующие взвод гигантской пружины и дальнейшее вращение ею маховика, сообщающегося с колесами, никого не было. Шоффэр сидел на скамье неподалеку и меланхолично крутил на пальце кольцо с жезлом-ключом, ожидая полной заводки машинерии.
— Послушай, любезный, за сколько мы можем взять твою красавицу напрокат? — Сыщик ткнул пальцем в сторону машинерии. Я едва узнал Ханжина, настолько необычно вежлив был его тон. Он не стал даже переходить на сленг.
— Помилуй, барин, какой прокат?! А ну как ты ухайдокаешь такую лялю, — прокуренные усы шоффэра, пышные, с закрученными кончиками, негодующе встопорщились. — и чо мне прикажешь потом делать? А на мне семейство, дитёнки…
Ханжин нетерпеливо махнул рукой, в которой вдруг оказалась сложенная впополам тонкая пачка купюр. Усы разом вернулись в нормальное положение, и через пару минут, клятвенно пообещав обладателю «пружинки», что мы вернем ее на место к восьми утра, мы уже неслись с бешеной скоростью — верст двадцать в час, не меньше — по ночному Смурову.
Ханжин молча вел «пружинку», сдвинув брови, изредка оглядывая обочину дороги в поисках указателей. Цветные указатели, выполненные в виде стрел, выкрашенных той или иной краской, помогали стимоходчикам ориентироваться в городке. Короткая консультация Анны во время переезда от станции к городу пришлась весьма кстати — редким заезжанам– чужакам зеленые, красные, желтые или синие жестяные стрелки на обочинах не говорили ровным счетом ничего. Сыщик пока что ориентировался по зеленым стрелам, указывающим дорогу к станции.
Поскольку еще сегодня днем уезжать из Смурова мы явно не собирались, я открыл было рот, чтобы спросить Ханжина — не передумал ли он, но
— Примерно в трех верстах от последнего дома на Громыженке будет поворот на… — он слегка запнулся, — давайте называть это прерией, потому что просто камышами назвать то место у меня язык не повернется. Слишком там все… Странно. По крайней мере, по россказням и байкам. Было бы благоразумнее, Брянцев, прокатиться туда при дневном свете, но у меня есть предчувствие, что ночь у нас будет… занят`oй.
— Предчувствие? — саркастически переспросил я.
— Да будет вам, уверенность… — сыщик впервые за вечер улыбнулся. То, что ожидало нас в густых зарослях камыша, в неведомой обстановке, в ночном мраке, явно будоражило кровь и насыщало блеском лихорадочности угольно-темные глаза Ханжина. — Кстати, ваши огнеметы…
Я с готовностью похлопал себя по кобурам под пыльником. После стычки в «Полудне Филиппа» я постоянно держал оба «Лепажа» под рукой, вернее, подмышками. Отличная штуковина, доложу я вам. Резервуар, конечно невелик, и более, чем на десять-пятнадцать секунд мощности огня у «Лепажа» не хватит… но я придумал трюк — спарил два резервуара а-ля «голова к хвосту», и тем самым удвоил продуктивность этого компактного, но страшного в коротком бою оружия. Один из танкетас, резервуаров, подтекал, и мой пиджак теперь наверняка пропахся вонью «греческого огня»… совершенно неожиданно я вспомнил, как трепетно расширялись тонкие ноздри Анны Усинской, втягивая дикий запах паро-дыма, и вообразил, как она вдыхает «аромат» моего пиджака, представил ее серые, слегка на выкате глаза, тонкие, выщипанные по последней моде, брови, локон волос, непослушно выбившийся из-под фуражки…
Тьфу, чертовщина какая-то! Я смущенно отвернулся под секундным пристальным взглядом Ханжина.
«Пружинка» завизжала гиротормозами и скатилась с «шасейки» в пыль грунтовой дороги. Ханжин ловко вертел штурвал управления, не забывая периодически подкручивать свободной рукой магнето фронтальных прожекторов — мы съехали в полную темень, и их свет теперь выхватывал то горстку деревьев у поворота, то скопление кустарников на краю дороги. Она становилась все уже, все малозаметнее… и вскоре совсем пропала. «Пружинка» теперь катилась по сухой траве — непонятно, почему она была сухой? Ведь мы, по идее, приближались к истокам речки Смуровки, и уж где-где, а здесь влаги должно было приличествовать с лихвою…
Вскоре в траве, что становилась все выше и выше, стали встречаться «островки» — возвышения с причудливо изломанными остовами бывших деревьев. Именно бывших; деревья по непонятной причине высохли, съежились и почернели, словно обуглились, и их жуткий вид в ярком свете прожекторов воскрешал в памяти емкое слово погост. «Дукаты», литые резиновые колеса машинерии, моментами напрыгивали на странные черные блины в грунте, от которых исходил резкий запах газойля. Мне припомнилось высказывание Анны, что местные болота иногда отрыгивают асфальтом.
Ханжин между тем откинул лючок слева от себя, поколдовал немного с измерительным жезлом, пожевал губами и сказал:
— Все, надо останавливаться. Иначе не хватит завода доехать назад. — Зная честность моего друга, я не мог и думать, что он нарушит обещание, данное шоффэру на площади. — Дальше пойдем пешком.
Пешком так пешком. Откинув прозрачный полог, я нашарил ногой ступеньку в высоком корпусе «пружинки» и спрыгнул вниз.
К удивлению, почва, хоть и сухая, пружинила под ногами не хуже…