Тигрица
Шрифт:
— У моей матери в спальне стоит точно такой же сейф — его устанавливал еще мой дед. Эта модель была особенно популярна в тридцатые годы. Когда мне исполнилось десять, я научился легко справляться с кодовым замком, хотя комбинация цифр время от времени менялась.
— Что ж, поздравляю. Ты, видно, был смышленым мальчиком, — желчно сказала Джессика, делая шаг вперед и протягивая руку за конвертом. — А теперь дай-ка их сюда.
— Минуточку, — возразил Рафаэль и, убрав руку с конвертом за спину, задумчиво посмотрел на нее. — Тебе не кажется, что я тоже имею
— Вряд ли для тебя это имеет какое-то особенное значение, — нетерпеливо ответила Джессика, не убирая протянутой руки.
— Имеет, и очень большое. — В голосе Рафаэля явственно зазвучали стальные нотки. — Кроме того, я обязан беречь и защищать тебя, а теперь
— больше, чем когда-либо. Мне будет гораздо проще выполнить эту задачу, если снимки останутся у меня.
— Я уже давно взрослая и могу сама за себя постоять.
— Ты собираешься их уничтожить?
Джессика заколебалась.
— Мы могли бы сжечь их вместе.
— Могли бы, — сказал он, и его губы изогнулись в сардонической усмешке. — И, несомненно, нам следовало бы это сделать, но лично мне это кажется трусостью.
— Скажи лучше, что ты хотел бы сохранить их на случай, если тебе снова понадобится действенное и безотказное средство принудить меня поступать так, как хочется тебе. Что ж, другого я и не ожидала.
Его взгляд остановился на лице Джессики, и она видела, что зрачки Рафаэля стали крошечными, словно булавочные головки.
— Что, если они нужны мне в качестве доказательства? — спросил он таким вкрадчивым тоном, что Джессика сразу заподозрила подвох.
— Доказательства чего? — презрительно бросила она, и ее лицо покрылось краской негодования и стыда. — Твоей победы? Или моей непроходимой глупости и беспечности? Ничего другого эти снимки не доказывают, кроме, пожалуй, того, что бразильские мужчины придерживаются несколько, гм-м… экстравагантного способа знакомиться с женщинами.
— Они могут служить доказательством того, что ты — страстная, нежная, ласковая и щедрая, — сказал Рафаэль и тут же поправился:
— Точнее, такой ты можешь быть, когда захочешь.
— Или когда я слишком много выпью.
— Ты знала, что делаешь, — с ударением сказал Рафаэль. — Ты знала это и тогда, в Рио, и три дня назад, когда ты отдавалась мне уже как моя жена.
— Я и сейчас знаю, что я делаю, — проговорила Джессика с ледяным спокойствием. — Ты хотел, чтобы я думала, будто мой дед использовал эти фотографии против тебя. Что он шантажировал тебя ими, чтобы заставить жениться на мне. Что это он и никто иной нанял частного детектива и заплатил ему за эти снимки. Так вот, я уверена, что это не так. Это ты!.. Снимки были сделаны по твоему приказу, ты привез их деду и использовал… как использовал меня.
— Нет! — резко сказал Рафаэль, и его брови грозно сомкнулись на переносице.
— Да! — выкрикнула Джессика, едва владея собой. — Все факты говорят против тебя! Ты знал, что я и Кейл все еще в Рио, знал, где мы остановились. Ты подослал тех мужчину и
— И ты веришь во все это?
Даже в полутьме Джессика увидела, как кровь прилила к его смуглой коже. В такой ярости она Рафаэля еще не видела. Что ж, удивляться не приходилось: он понял, что разоблачен, и ему это очень не понравилось.
— Почему бы нет? — с вызовом сказала она, упрямо выпятив подбородок.
— Мой дед почти открытым текстом сказал мне перед смертью то же самое. Правда, я до сих пор ломаю голову, зачем тебе понадобилось жениться на мне, ведь ты своей цели достиг, и дед уже согласился на слияние КМК и «Голубой Чайки»! Впрочем, это частность; что касается остального, то для меня этого более чем достаточно. Все кончено, Кастеляр. Мой дед умер, и сделка расторгнута.
— И тебе, очевидно, все равно, что могут думать по этому поводу другие, например — я. — Голос Рафаэля прозвучал очень ровно, но под этим внешним спокойствием чувствовалось крепко взнузданное бешенство.
— Я не хочу быть женой человека, который может позволить себе нечто подобное! — выпалила Джессика. Он улыбнулся напряженно, с мрачной иронией.
— Что же это за жена, которая обвиняет своего мужа, даже его не выслушав?
— А что ты можешь сказать в свое оправдание? — спросила она с такой же угрюмой настойчивостью. — Улики слишком сильны, и все они против тебя.
— О, я мог бы многое сказать, если бы только ты готова была меня выслушать, — протянул Рафаэль.
— Нет, я не хочу и не буду тебя слушать, — поспешно отказалась Джессика, боясь той силы убеждения, которая заключалась для нее не столько в словах, сколько в звуках его низкого проникновенного голоса. Она уже чувствовала, как ее решимость начинает таять, размываемая его тягучей и плавной речью, словно песчаный берег — приливом.
Он долго смотрел на нее, и за темным золотом его глаз виднелась напряженная работа мысли. Внезапно черты лица Рафаэля словно окаменели.
— Не забудь, что фотографии все еще у меня, — напомнил он с угрозой, от которой Джессика невольно вздрогнула. Впрочем, ей удалось довольно быстро убедить себя, что вовсе не страх, а возмущение и гнев заставили ее напрячься.
— Ну так что с того? — небрежно спросила она. — Это вовсе не значит, что я стану жить с шантажистом из боязни, что он вымажет мне ворота дегтем. Кстати, разве тебе самому не повредит, если все откроется? Я в этом очень сомневаюсь. Когда все узнают, что твоя победа — сплошной обман, от твоей мужской репутации останутся лишь жалкие клочья! У тебя есть только один выход: отдай мне фотографии, и я даю слово, что навсегда уйду из твоей жизни. А «Голубая Чайка»… Что ж, ты победил и можешь распоряжаться ею как тебе угодно.