Тигриные глаза
Шрифт:
— Ага! У актеров это называется творческим перевоплощением.
Плам делала пометки в своем альбоме. Она впервые могла внимательно изучить подделку, первую из трех. Во всех был виден характерный почерк — у мошенника тоже имелся свой собственный стиль, и он не мог не оставить следов своей личности на подделанной картине.
— Итак, я готова услышать самое худшее, — сказала Синтия.
Плам отвернулась от картины и стала медленно пояснять:
— Цветовая гамма подобрана тонко, но она не так выразительна, как на подлинных голландских картинах этого периода. Не забывайте, то была золотая эпоха натюрморта.
— Иногда
Неожиданно у Плам вырвалось:
— Кажется, я знаю, кто нарисовал это.
— Знаете? — резко обернулась к ней Синтия. Плам тут же пожалела о своей несдержанности: потребуются месяцы, чтобы убедиться в том, что сейчас молнией промелькнуло в ее голове.
— Вполне может быть, что знаю.
— Кто?
— Я не могу сказать этого, пока не удостоверюсь.
— Но вы не станете предпринимать ничего рискованного? — с обеспокоенным видом спросила Синтия.
Плам вспомнила, какой испытала страх, когда прочла анонимное письмо, и отрицательно покачала головой.
Синтия смотрела на свой натюрморт.
— Еще до вашего приезда я решила: если это и подделка, я все равно ничего не буду предпринимать. Мне совсем не хочется оказаться в лапах у какой-нибудь организованной банды мошенников.
Она прошла к большому французскому шкафу напротив камина, выудила из-под жакета крошечный ключик на золотой цепочке и открыла замок. Внутри шкаф был хитроумно оборудован для хранения документов.
— Кому хочется, чтобы твой секретарь рылся в вещах, которые не предназначены для посторонних глаз, — пояснила Синтия. — Именно так скандальные сенсации и попадают в прессу.
— В каких вещах?
— В тех, которые та или иная звезда держит в своей спальне для того, чтобы распалять свое больное воображение.
— Как, например?
— Я не обсуждаю вкусы своих клиентов, помните? — Синтия достала два больших конверта из плотной бумаги и вручила один из них Плам. — Здесь копия паспорта на мою картину. Оригинал я кладу обратно в сейф. — Она подошла к книжным полкам у стены с камином, вытащила одну из книг и нажала скрытую кнопку. Полки с книгами раздвинулись, и за ними обнаружился обычный офисный сейф «чабб». Она задумчиво посмотрела на него. — Я никак не могу решить, есть ли смысл прятать сейф. Если становишься жертвой взломщиков, то это, как правило, происходит по наводке того, кто бывает в доме. Так что они знают, где он.
А если они действуют без наводки, то переворачивают все верх дном в поисках его. — Она набрала комбинацию, открыла сейф и аккуратно положила в него конверт с паспортом.
Плам быстро проглядела папку с немногочисленными бумагами.
— Здесь на бланке Малтби засвидетельствовано, что картина была приобретена ими в 1989 году на аукционе у «Борден и Плоу» в Суссексе — это, наверное, какая-то мелкая провинциальная фирма, потому что я даже не слышала о нем. Картина, должно быть, досталась им по дешевке, иначе Малтби обязательно приложил бы счет.
— Да ну ее к черту, — отмахнулась Синтия. — Давайте забудем эту дерьмовую фальшивку на несколько часов и прогуляемся по городу.
Выводя серебристый «Мерседес» из гаража, Синтия говорила:
— Полагаю, вы не прочь посмотреть город, поэтому я собираюсь очертить его большим не правильным четырехугольником.
Автомобильная стереосистема
— Я люблю океан, — говорила она, — и огромное небо, и всепроникающее ощущение того, что возможности здесь так же безграничны, как океан. Вся остальная Америка смеется над нашими экспериментами и традициями, а затем стыдливо тащится вслед за нами. Здесь люди живут так, как будто завтра уже наступило, поэтому они быстро привыкают к любой новой технике и верят, что их не обманут, покупают ли они готовый обед или личный самолет.
Синтия повернула направо на Топангу и включила запись «Мы чемпионы» в исполнении Фредди Меркьюри. На развязке она съехала на Голливудскую автостраду и направилась назад к центру города.
— А где сам Голливуд? — поинтересовалась Плам.
— Мы только что проехали его, — сказала Синтия. — Вам там нечего делать. Голливуд — это сплошная грязь: сутенеры, проститутки, наркоманы, разочарованные туристы с камерами, обалдевшие от погони за мифом новички. — Она рассмеялась. — Вообще-то, Голливуда нет и никогда не было. Голливуд — это некое внутреннее состояние, это крупнейший из всех существующих мифов.
— Ваши слова звучат слишком уж цинично, — заметила Плам.
— Жизнь, она, знаете ли, постоянно учит, — с грустью откликнулась Синтия. — Раньше я, бывало, задумывалась, почему мне потребовалось целых пятьдесят лет, чтобы стать взрослой. А теперь вижу, что любой разумной женщине требуется не меньше пятидесяти лет, чтобы понять этот безумный мир. — Она вдруг выключила музыку и встряхнула головой, отбрасывая с лица белокурые пряди. — Таким, как я, приходится пробиваться к успеху, стиснув зубы. Бабы вокруг сволочатся, мужики устраивают западни, в которые мы обязательно попадаем. Мы чувствуем, как в наши спины впиваются ядовитые стрелы, но думаем, что, наверное, виноваты в этом сами, что, наверное, вели себя где-то как-то не так. И продолжаем рваться вперед, не догадываясь, что это просто психологическая война, которая всегда ведется против нас.
Движение остановилось из-за случившейся впереди аварии. Синтия чуть слышно выругалась.
— Мы делали карьеру, чтобы быть независимыми и не рассчитывать на других. Кому-то это удалось, но с каким трудом! Успех, за которым гнались, отнял все время, заставил забыть обо всем на свете. Я не имею в виду забыть вышивание гладью, как вы понимаете. Я говорю о поисках смысла моей жизни.
Плам, как всегда, слушая такие откровения, растерялась. В Англии никто не говорит о своих чувствах, а вот в Америке каждый, не задумываясь, обнажает свою душу перед любым — знакомым и незнакомым.
— Я как раз начинаю задумываться об этом, — осторожно заметила она.
Движение впереди возобновилось.
— У вас счастливый брак? — между прочим поинтересовалась Синтия.
— Я не уверена в этом, — после долгой паузы пробормотала Плам.
— Я была замужем минуты две.
— И что у вас произошло?
— Разве это имеет значение? Это был один из тех союзов, которые разваливаются потому, что мужчина рядом со своей удачливой женой чувствует свою незначительность. Могу только добавить, что я-то не чувствовала себя значительной.