Тигриные глаза
Шрифт:
На улице Жакоб было полно шикарных антикварных магазинов, таких, как «Монфьюма». Старомодный колокольчик на его дверях возвестил о появлении Плам. Внутри пахло воском. Из глубины зала к ней поспешил молодой продавец с бычьей шеей тяжелоатлета, одетый в дорогой двубортный костюм цвета морской волны. «Должно быть, у них считается, что этот цвет благотворно влияет на покупателей», — подумала Плам, не сдержав улыбки.
— Надеюсь, что вы хоть немного говорите по-английски… Хорошо… Я торговый агент. Вот моя карточка. — Она
— Это произведение времен революции. Сидящий мужчина — революционер. Видите его трехцветный головной убор? Большая редкость. Две тысячи франков. И торговая скидка — десять процентов. — Он откинул со лба мягкую прядь светлых волос. У него было очень добродушное лицо, и Плам представила, как его мать советует ему танцевать на вечеринке с девушками, оставшимися без кавалеров.
— Я привыкла к скидке в двадцать пять процентов.
— Тогда, скажем, пятнадцать.
Плам кивнула. Пока молодой человек доставал кувшин с витрины и упаковывал его, они дружелюбно беседовали, обмениваясь веселыми улыбками, невзирая на языковые проблемы.
Наладив с ним добрые отношения, Плам уверенно солгала:
— У меня к вам есть еще одно дело. Моя подруга в Англии — профессор Инид Соумз, специалист по истории живописи — просила меня показать вам этот диапозитив и убедиться, что эту картину «Форрестеру» продали вы. Она сейчас в Австралии. Ваше имя упомянуто в свидетельстве, но написано с ошибкой.
Молодой человек рассмотрел диапозитив при свете настольной лампы и неуверенно проговорил:
— Возможно. Сам мсье Монфьюма в данный момент катается на лыжах… Если вы вернетесь сюда завтра после ленча, то сможете расспросить Симона, который занимается картинами.
— Завтра после ленча я уезжаю из Парижа. Поэтому была бы признательна, если бы вы заглянули в свои записи прямо сейчас. — Плам достала также диапозитив Артура Шнайдера. — А это еще одна картина, в отношении которой профессор тоже хотела убедиться, что она поступила от вас.
— Вам известны даты покупки? Возможно, я помогу вам. Только через час, когда время подходило к полудню, молодой человек смог найти то, что интересовало Плам. Он появился из задней каморки с двумя каталожными карточками в руках.
— Это здесь, — сказал он, протягивая их ей. — Вот видите, Босхарт был продан «Форрестеру» в марте 1988 года. Вы понимаете, что нам нельзя разглашать цену… Ван Хальсдонк был выставлен на аукционе «Леви-Фонтэна» в феврале 1990 года. Цену я также не могу назвать, хотя она не является секретом и у «Леви-Фонтэна» вам скажут ее.
— А где вы приобрели эти картины?
— А вот это я уж никак не должен разглашать. Сведения о продавце всегда являются конфиденциальными, как вы понимаете.
— Не важно. Профессор Соумз не просила таких подробностей.
Плам выскочила на улицу весьма довольная собой. По-прежнему шел снег. Настроение у нее заметно улучшилось.
Наскоро подкрепившись творожной
В конце концов они добрались до фирмы, занимающейся хранением и перевозками художественных ценностей. Она располагалась в огромном складском помещении. На погрузочной площадке стояло несколько забрызганных грязью грузовиков. За рядом транспортеров-погрузчиков, виднелась будка приемщика, установленная прямо посреди склада. Еще дальше Плам увидела большие деревянные ящики, стоящие друг на друге и образующие целые улицы, которые тянулись насколько хватало глаз.
Подошел толстый француз, работнике клада.
— Чем могу помочь? — Грязная майка туго обтягивала его огромный живот, свисавший над сильно затасканными джинсами, кроссовки были такие же грязные и заношенные. Из-под красной бейсбольной шапочки во все стороны торчали длинные темные волосы. Рот обрамляли пышные усы. Маленькие темные глазки смотрели на Плам с нетерпением.
Она еще раз достала визитную карточку Бриза.
— Обычно мы пользуемся услугами «Момарт», но в этот раз муж попросил меня заехать и узнать ваши условия.
Толстяк развел руками в жесте, который у французов мог означать что угодно.
— Что вы хотите знать? — спросил он на отличном английском с акцентом южного Лондона и, видя удивление Плам, объяснил с довольной и несколько смущенной улыбкой:
— У меня жена из Ламбета.
— Мне бы хотелось выяснить цены на перевозки и хранение.
— Это зависит от груза. На перевозку у нас нет установленных цен, хотя за хранение и страхование мы взимаем по таксе. Я могу дать вам наш прейскурант.
— Если к вам поступает груз, который идет, скажем, в Австралию, где он хранится?
— Здесь. Конечно, если это не «Подсолнухи» Ван Гога. Ценный груз владелец обычно хранит на стороне, нанимая для этого специальную охрану.
— Мне бы хотелось взглянуть на ваше хранилище. Плам услышала завывание циркулярной пилы задолго до того, как они оказались в хранилище, где пахло свежераспиленным деревом. Под монотонное уханье кувалды она спросила:
— А когда ценная картина попадает сюда, как она хранится?
— У нас строгий порядок охраны. По понятным причинам я не могу посвящать вас в его детали. Скажу только, что всякая ценная картина находится у нас под постоянным наблюдением с момента поступления и до момента отправки. Такая картина никогда не остается без присмотра — при ней постоянно находится ее охранник, и, в какое бы подразделение она ни поступала, он получает квитанцию о ее приеме. Прежде чем охранник покидает хранилище, его квитанции тщательно сверяются.
— А по ночам?
— По ночам у нас несут службу профессиональные охранники с собаками. Осуществляется контроль по телефону, есть прямая связь с полицией, сигнализация о задымлении и затоплении.