Тихая гавань
Шрифт:
— Иногда мы едим мороженое, но сегодня не тот день.
— Жаль, я люблю мороженое.
— Я тоже, — вздохнула она.
У Лоренса внутри возникло какое-то щемящее чувство, теплота, которой он никогда прежде не испытывал, некое ощущение родства — словно эта девочка была его собственным ребенком. Абсурд какой-то! Он, возможно, видит ее первый и последний раз в жизни. Эта мысль заставила Лоренса нахмуриться. Он знаком с ней каких-то два часа и тем не менее чувствует, что ему будет не хватать ее, если они больше не встретятся.
— Любишь сливы? — прошептал Лоренс,
Та скорчила гримасу, предварительно метнув взгляд на Мэй, которая разговаривала с Мэттом, сидящим напротив, и не обращала на них никакого внимания.
— Это лучше, чем пирог из тыквы.
— Не намного, — сказал Лоренс, наморщив нос.
Бетти хихикнула.
— Правда? Вы тоже так думаете? Но все равно Мэй не успокоится, пока вы все не попробуете. — Девочка проследила за тем, как Лоренс доел последнюю сливу. — Можете взять одну мою, если хотите, — великодушно предложила она и тут же поспешила перебросить сливу в его мисочку.
Лоренс без звука съел и ее. Он съел бы и нечто абсолютно тошнотворное, лишь бы заслужить благодарную улыбку Бетти. Ник и Мэтт по очереди подмигнули ему через стол. Лоренс подмигнул в ответ и увидел, что Мэй заподозрила какой-то подвох.
— Эй, что вы там задумали?
Лоренс посмотрел на нее, надменно приподняв бровь.
— Простите?
— Хмм, — проговорила она, — меня не проведешь. — Но требовать ответа на вопрос не стала. — Пойдемте, мы выпьем кофе наверху. Мальчики, домашнее задание. Бетти, ты уже выучила стихотворение про кролика?
Девочка кивнула.
— Мэтт, проверь. После этого полчаса смотрите телевизор, а затем отправляетесь умываться и спать. Я загляну к вам позже.
Лоренс последовал за Мэй в кухню, где одна из женщин готовила кофе. Она повернула к нему голову и улыбнулась.
— Как вам понравился ужин?
Он узнал эти седые волосы и голубые глаза.
— Замечательно. Спасибо, Нэнси.
Мэй, удивленно взглянув на него, принялась расставлять на подносе чашки, блюдца, сахарницу с кусковым коричневым сахаром и маленький кувшинчик со сливками. Последним был водружен кофейник.
— Я понесу, — предложил Лоренс, подхватывая поднос.
— Спасибо, он довольно тяжелый.
Мэй вышла из кухни и направилась к широкой лестнице из полированного дуба. Они поднялись на площадку, от которой ответвлялось несколько коридоров с рядами закрытых дверей. В конце одного из них узкий пролет лестницы вел на следующий этаж. Сколько же здесь комнат? — подумал Лоренс. Должно быть, этот старый дом с беспорядочной планировкой намного больше, чем кажется снаружи.
— И сколько у вас постояльцев?
— Сейчас трое мужчин и четверо женщин. Больше мы себе позволить не можем, иначе придется селить в комнату по два человека, а мне это не по душе… Людям любого возраста иногда требуется уединение — а особенно тем, кто лишен собственного дома. У них почти никого не осталось — ни родных, ни друзей.
Лоренс поежился так, словно увидел привидение. Он знал, каково это — не иметь никого. После того как сбежала мать, он чувствовал себя покинутым, отверженным, одиноким и
Мэй продолжала говорить, не отрывая от него внимательного взгляда. И он, испугавшись, что она вновь прочтет его мысли, отбросил прочь воспоминания и сосредоточился на ее словах.
— Все комнаты полностью обставлены, и им не нужно что-либо привозить с собой — за исключением дорогих их сердцу вещиц: фотографий, книг, любимых безделушек. У некоторых есть собственные радиоприемники и телевизоры. Я отношусь к этому спокойно, если они не включают их на полную громкость и не беспокоят остальных. Пожилые люди чувствуют себя уютнее в окружении привычных вещей.
Лоренс стоял, держа, словно дворецкий, перед собой поднос.
— Зачем вам все это нужно? — наконец не выдержал он. — Зачем наводнять дом незнакомцами и тащить на себе весь этот воз?.. Было бы намного проще продать дом и купить поменьше, устроиться на работу. У вас было бы больше свободного времени, скажем, для развлечений.
— Дом принадлежит детям, они не хотят жить в другом месте. Когда родители умерли, я пообещала, что сохраню дом и не расстанусь с ними, — иначе и быть не могло. А на работу тогда я все равно не смогла бы ходить — Бетти была еще слишком мала, — поэтому устроить здесь пансион казалось идеальным решением всех проблем.
Он пожалел, что вышел из себя, но было уже слишком поздно… Да и с чего бы ему вдруг терять голову и злиться на то, что абсолютно незнакомый человек поступает так, как считает нужным? Какое ему дело до девицы, которая превращает себя в рабыню этих стариков?
— А что случилось с вашими родителями? — спросил он.
— Погибли в автомобильной катастрофе три года назад. У водителя грузовика за рулем случился инфаркт, и он лоб в лоб столкнулся с их машиной. Они, по крайней мере, не мучились. Смерть была мгновенной.
— Три года назад? — вслух подумал Лоренс. — А сколько лет было тогда Бетти? — Ну вот, опять — зачем ему это знать?! Похоже, он уже совсем не контролирует рассудок, думая и говоря о том, что никогда до сегодняшнего дня не пришло бы ему в голову.
— Три года. Бедная малышка!
Лоренс поморщился.
— Должно быть, это стало для нее сильным потрясением.
Мэй, вздохнув, кивнула.
— Она перестала есть, гулять, рыдала без видимых причин, по ночам ее мучили кошмары, она звала мать… Мы долго не могли справиться с шоком. Это было сродни сильному ушибу, только не внешнему, а внутреннему. Я не могла оставить ее на незнакомого человека, она нуждалась в тех, кто ее любит… С мальчиками тоже пришлось нелегко — правда, у них все проявлялось иначе. Мэтт начал поворовывать в местных магазинах, ругаться, задирать других мальчишек в школе. А Ник не слушался, не мог сосредоточиться на школьных занятиях.