Тихая сатана. Кража. Сенсаций не будет
Шрифт:
– Сосед где работает? Не знаете?
– Не…ет.
Школьников продолжал читать протокол. Не отрываясь от текста, он вытащил из кармана пиджака ручку, снял колпачок, но неожиданно лицо его вспыхнуло:
– Я не стану подписывать этот документ.
– Извините, не понял, – Савин с недоумением посмотрел на него.
– А чего понимать? – Брови Школьникова дрогнули. – Вы его составили так, вроде бы и кражи не было. Ни следов, ни взломов, ни вещественных доказательств.
– Но ведь действительно же взломов
– Вы фиксируете свое неумение. – Школьников решительно поднялся. – Как же так? В квартире были чужие люди. Похищены вещи. И никаких следов?.. Так не бывает, – его голос звучал уверенно. Резким движением ладони он откинул тяжелую прядь волос.
– В протоколе нет ошибок, – спокойно ответил Савин. Его не так–то просто было смутить, хотя тон Школьникова и кольнул. – В нем объективно изложено все, что выяснено при осмотре. Вы незаслуженно бросаете упреки.
– Я не хочу, чтобы воры по моей спине пешком ходили, – сухо проговорил Школьников. – Не обнаружили! Зато мы обнаружили. По вашему протоколу выходит, что мы сами у себя украли и сами на себя в милицию заявляем.
– Успокойся, Вася, – смущенно проговорила его жена и потянула за рукав.
Наступила неловкая пауза. Таранцу был неприятен этот разговор. Обычно с потерпевшими всегда складывались нормальные отношения и находился общий язык, а тут…
Школьников с минуту о чем–то сосредоточенно думал, потом решительно взял протокол, еще раз прочитал концовку и подписал. Движения руки были четки, решительны.
– Мы уточним приметы похищенных вещей и сообщим сегодня же, – проговорил он. – Вы до каких часов работаете?
– До утра, – ответил Савин.
В отделение милиции они вернулись около восьми. В дежурной части остро пахло мандаринами, несколько штук было на подоконнике, два закатились под широкий деревянный диван, на котором лежал пьяный мужчина в темно–сером пальто. Его лицо прикрывала новая беличья шапка, тонкая рука свисала с дивана.
– Опять пьяного притащили? Для чего медвытрезвитель?.. – проговорил Таранец, проходя за барьер к дежурному. – Зачем принимаешь? А если с сердцем что? У нас врачей здесь нет.
– Его из ресторана таксист доставил, – сказал Бутрименко. – Говорит, архитектор какой–то.
– Тогда другое дело, раз архитектор, – усмехнулся Савин. – Придется прикрепить к стене отделения мемориальную доску в память того, что двадцать пятого февраля здесь около часа находился в бессознательном состоянии такой–то.
– Это совсем и не архитектор. Его без больничного листка не восстановить, – сказал Таранец и посмотрел на двух мужчин, которые, набычившись, сидели в разных углах на соседнем диване.
– За что этих–то?
Словно желая ответить на его вопрос, низкорослый задержанный внезапно вскочил с дивана и, широко размахнувшись, ударил портфелем другого. Тот, поправив
– Ну–ну! Потише! – сказал Таранец. – Почему насильно кормите фруктами этого гражданина? Мандарины для детей больше предназначены. Стыдно, гражданин!
– Не стыдно! Жаль, что мандарины мягкие. Вместо них кирпичей бы в портфель. Снабдил бы его на всю оставшуюся поганую жизнь, – лицо мужчины исказилось. – Живут же такие на белом свете. Он сам что–нибудь производит?
Нет! Пример показывает? Нет! Только с важным видом все обещает. Деньги под расписки берет и не возвращает…
Низкорослый мужчина опять высоко поднял портфель, но Таранец, перехватив руку, остановил его движение.
– Рассадите их в разные комнаты, – воскликнул он. Из дежурной части Савин и Таранец поднялись на второй этаж к оперативникам. Их шаги гулко раздавались в опустевшем коридоре. В кабинете оказались лишь Казаков и участковый Гусаров. Савин стянул с себя пальто. Таранец, не снимая куртки, сел за стол.
– Сложная кража? – поинтересовался Казаков.
– Не то слово, – сказал Таранец. – Не так просто будет ее раскрыть. Перспектива слабая, – он безнадежно махнул рукой. – Ни следов, ни очевидцев. Хотя, – он неожиданно подмигнул, – ты же у нас специалист по таким делам.
– Забыл добавить, что крупный спец, – шутливо откликнулся Казаков. – Что–то кражи зачастили, – уже озабоченно произнес он. – Хотя чему удивляться. Сейчас в квартирах такие вещи бывают, которых за прилавком не встретишь или в очереди настоишься. У воров на это нюх! Ориентируются быстро. Есть спрос, есть и предложения. В магазин за дефицитом не полезут. Понимают, госкража – срок большой.
Савин кивнул.
– Паршивый месяц выдался. По краже работать придется без передыху. Скоро конец квартала. – Он походил по кабинету и тоже сел, положив руки на колени.
Гусарова этот вопрос, похоже, не волновал.
– Жалко этого мужика с мандаринами. Насмотришься, наслушаешься… Неужели в жизни чаще нечестные отношения существуют, – раздумчиво проговорил он.
– Ну и сказал! – рассмеялся Савин.
– Насмотрелся! Когда успел? – спросил Казаков. – Тебе сколько лет?
– Двадцать два!
– Всего–навсего! Так вот! По словечкам и фактикам вывод о жизни и людях не делай. – Казаков поднес ко рту сжатый кулак и громко чихнул.
– Будь здоров, – сказал Таранец.
– Сначала по слякоти гоняют, а потом здоровья желают, – ответил Казаков. – Я вижу, вашим разговорам конца не будет. Пойду–ка высплюсь и перекушу по–человечески. Намотался сегодня, да знобит что–то.
Савин встал со стула и, надевая пальто, сказал Таранцу:
– Я тоже пойду. А ты от Школьникова заявление прими. Он скоро подъедет…