Тихая сатана
Шрифт:
Он открыл дверь. Перед ним стоял Гурам: гладко выбритый, аккуратно причесанный, с коричневым, в искорку шарфом вокруг шеи.
– Привет! Можно?
– Проходи. – Виктор посторонился.
Гурам переступил порог. Не раздеваясь, откинув полы пальто, сел в кресло и огляделся.
– А у тебя здесь ничего. Как говорят, феше.
Чтобы скрыть волнение, Виктор сунул в карманы дрожащие руки.
– Что феше?
– Фешенебельно, – рассмеялся Гурам. – Живешь словно туз червонный. – Его взгляд был непривычно прощупывающим.
– С твоей
– Чего вчера так тихо ушли? – спросил Гурам. – Даже не попрощались.
– Решили пройтись по городу…
– От проигрыша очухался? Или еще не пришел в себя?
– Времени не было. Все еще впереди, – холодно произнес Виктор.
– Вот как? – Гурам взглянул на него. – Это ты правильно сказал – все впереди. Карты не учебники, где все расписано от «а» до «я». Карты – тонкое дело.
– Я больше до них не дотронусь.
– Не зарекайся! – рассмеялся Гурам.
– У меня сейчас другая забота…
– Скорее бы домой?
– Нет.
– С Тамарой поссорился?
– Нет.
– Слушай, опять «нет» говоришь! Какая твоя забота?
– Достать двести рублей. Матери на пальто.
– Других забот не имеешь? – с ухмылкой спросил Гурам и непроизвольно потер руки.
– Других нет! – уверенно ответил Виктор. – Ты таких забот не знал, не понимаешь… – Он вышел в переднюю, открыл дверцу шкафа и, вытащив из кармана деньги, положил их на место. Между рубашками.
Гурам глубоко вздохнул, подошел к телефону, набрал номер и тут же опустил трубку.
– Что будешь делать теперь? Что намерен предпринять? Грабить, убивать, вагоны разгружать?
Виктору показалось, что Гурам над ним подтрунивает.
– Разумеется, не первое и не второе, – сказал он холодно. – А вот насчет вагонов – это идея. Спасибо, что подсказал.
– Чушь, дорогой! – Ты этого не сможешь. За две сотни знаешь, сколько вкалывать надо? А ты еще картошку чистить не научился.
– Попробую! – ответил Виктор уверенно.
– Не трепись! Хотя попробуй. Сила есть – ума не надо…
– Значит, безвыходное положение?
– Кто так сказал? Оборотистые люди за день зарабатывают и не такие деньги, – сказал Гурам. – Для этого разные способы есть. Нужно подумать…
– Такие способы не для меня. Я не из деловой породы. И никогда ловчилой не был.
Виктор подошел к креслу и, поддернув брюки на коленях, сел против Гурама.
– А кто заставляет быть ловчилой? – Большие черные глаза Гурама смотрели осуждающе. – Просто говорю, что деньги за так нигде не выдаются, их зарабатывают или делают.
Виктор нахмурился.
– Что
– Деньги лопатой грести можно. Умей только подбирать не спеша. Это я еще в первом классе усвоил, – авторитетно проговорил Гурам.
Виктор воспринял это неодобрительно.
– За счет других? Мы с тобой в разных школах учились!
– Красиво говоришь, – заметил Гурам. – Зачем людей выше себя ставишь? Им, когда у них все в норме, другие до лампочки. Каждый свою копейку жмет. Добро как милостыню дают.
Виктор рассмеялся.
– Послушаешь тебя – вроде и жить не для чего. По-моему, самое большое несчастье – это рассуждать как ты. Живешь рублевыми интересами.
Гурам ответил безмятежно:
– Изрек прямо, доходчиво. Только нужные слова я себе уже давно сказал. Ты непрактичный человек. Придет время – поймешь…
Виктор посмотрел на него с сожалением и, словно для себя одного, произнес:
– Никогда не думал, что за посиделками забуду о матери.
– Чувство заиграло? – усмехнулся Гурам. – Сентиментальным стал? Давай, дорогой, не будем так. У тебя честные глаза, а это основа жизни. Все наладится, все утрясется.
– Успокаиваешь? Я все-таки попробую насчет вагонов. Может, повезет…
– Не смеши, дорогой, – оборвал Гурам. – Не говори глупости. Молчи и слушай. – Он встал и обнял Виктора за плечи. – Везение – удел для дураков, а ты умный. Тебе нельзя жить на авось. Это мелко. Кстати, – Гурам сделал многозначительную паузу, – Тамара о тебе высокого мнения!
– Что имеешь в виду?
– Говорила, что решительный, смелый, хваткий парень, а ты разнюнился…
– Какой я хваткий…
Гурам о чем-то еще говорил, но Виктор слушал невнимательно и отвечал невпопад, потому что понимал сейчас, что вел себя в последние дни просто глупо. «О чем же я думал эти дни? – спросил он себя. – О себе думал! – неожиданно пришла мысль. – Для себя поехал сюда, для себя и в карты играл. Деньги растратил тоже на себя. Как все сложно и просто! К экзаменам готовлюсь, не работая, выходит, тоже для себя. Мать на полторы ставки пошла, а я как тунеядец…»
Все происшедшее с ним представлялось ему в эти минуты в совершенно неожиданном свете.
– Понимаешь, я виноват перед матерью. Мучает совесть. Я никогда не смогу сказать ей правду… – Он сжал ладони так крепко, что кончики пальцев покраснели.
– Неправильно говоришь! – сказал Гурам глубокомысленно, словно почувствовал себя задетым. – Зачем такой перебор? Совесть людям по-разному служит. Одним вредит, спать не дает, другим на пользу идет. Это кто как к ней относится и понимает. Совесть! Слово-то какое выдумал. Теперь к ней люди ловко приноравливаются. Вот насчет правды – это точно. Скрывать ее – удел сильных, потому что она пить, есть хочет. Человека гложет. Слабаки и эгоисты обычно от правды бегут. Пусть другие с ней маются. Вот и ты хочешь свой груз на мать повесить. Пожалей ее-то! Держи свою правду взаперти.