Тихая стража. Дело о похитителе душ
Шрифт:
– Веди, - обратился он к старику и они вышли из комнаты.
Выйдя во двор, где уже суетилась многочисленная родня старика, растаскивая обратно по пристройкам и амбарам вынесенное грабителями добро, Ройс, вслед за Алхазом, направился в сторону темневшей в отдалении постройки. Приостановился возле телеги, в которой, с мученическим видом, лежал Эзра.
– Как нога?
– спросил Феликс.
– Терпимо.
– Парень выдавил улыбку, но было видно, что сдерживается он с трудом.
– Ну, ничего, потерпи. Лекарь вот-вот будет.
– Ройс похлопал Эзру по руке и сделал знак старику идти дальше.
Они остановились у высокого сарая, ворота которого запирал
– Айя! Тье танн? Асве ол. Мен маар реста.
– Слова квеннисы, языка туатов, вспоминались с трудом.
– Не стоит так трудить...утруждать себя.
– Мрак слева от Ройса дрогнул, раскололся на две половинки и к нему скользнула тень.
– Я разговариваю на хионском, друг-человек.
Из темноты на освещенный луной участок вышел туат. Как и большинство из его народа, он был высок. Накинутый плащ не скрывал стройности фигуры. Изящное матовое, словно выточенное из кости мармонта, лицо украшено несколькими узорами. Судя по их немногочисленности и цвету - зеленый - туат был очень молод. По крайней мере, по меркам своего народа. Дети богини Та славились долголетием на весь Хион. Глаза у юноши были странного бирюзового цвета, с вкраплениями золота. Черные волосы, спускавшиеся до плеч, перехвачены кожаным ремешком.
– Меня звать Телламат, - коротко поклонился туат.
– Тебе нужна помощь, друг-человек? - Хионский звучал в его устах странно, но очень мелодично.
– А меня зовут Феликс. Феликс Ройс. Я - лорд окрестных земель. Да, мне нужна помощь. Если ты сведущ в целительстве. У меня раненый. И, похоже, вот-вот присоединится к праотцам.
– Наверно, у тебя сегодня счастливый день, Феликс Ройс. Я из феалотов, - губы юного туата дрогнули в сдержанной улыбке.
Феликс был поражен. Феалот? Познающий жизнь? Сколько звеньев должно быть в той цепи случайностей, что привела молодого целителя на ферму Азхола именно в эту ночь?
– Я был бы весьма признателен тебе, если бы ты смог чем-то помочь моему другу, - Ройс постарался скрыть охватившее его волнение от неожиданно вспыхнувшей, с новой силой, надежды.
– Конечно, - кивнул Телламат, - только возьму свои вещи.
– Он отступил в темноту, прошуршало сено и вот уже туат снова на освещенном участке. За плечами у него висел мешок, в руках был посох.
– Я готов.
Теперь впереди шел Ройс, за ним вышагивал Телламат, а сзади прихрамывал Азхол.
Войдя в комнату, туат безошибочно направился к лавке, где лежал Уолтер. Холстяное полотенце, которое Ройс недавно положил на рану, было уже не розовым, а багряно-красным. На столе Феликс заметил лежавшую пухлым комом корпию: Долка выполнила свое обещание.
Телламат подошел к лавке, поднял полотенце, несколько мгновений смотрел на рану, затем повернулся к Ройсу.
– Будет нелегко. Я постараюсь, но ничего не могу обещать. Если бы на моем месте был кто-то из старших...
– Сделай, что сможешь, - сказал Феликс.
– Лавка слишком узкая.
– Телламат осмотрелся.
– Застелите стол чистым холстом и положите его сверху, - распорядился он.
– Еще мне будет нужен таз с кипятком, два горшка и две чаши. И ещё вино. Самое крепкое, что есть в доме.
– Простите, мессир,
– У меня есть, - вмешался в разговор вернувшийся с улицы Курт.
– Люди Энцо оставили двух лошадей со всем добром, - он водрузил на стол большую флягу, в которой что-то булькало.
– Вот, отличное выдержанное хашское.
– Судя по всему, Лесьер уже хорошо распробовал содержимое.
– Подойдет, - сказал туат, подойдя к фляге, открыв ее и нюхнув из горлышка.
– Курт, - позвал Феликс старого воина и они, приподняв тело Уолтера, аккуратно перенесли и положили его на стол, уже накрытый Азхолом чистой простыней.
Ройс помог Телламату снять с Уолтера кольчугу и отошел. Больше в помощи туат, судя по всему, не нуждался. Дождавшись горячей, курящейся паром воды, он снял плащ, под которым обнаружились легкие, непонятно из чего сделанные штаны, заправленные в высокие сапоги, бежевая куртка и шелковая рубаха. Бедра были опоясаны ремнем, с которого свешивался десяток мешочков и кошелей, разнообразных размеров и веса.
Сняв пару мешочков с пояса, туат открыл котомку и достал небольшой кожаный футляр. Когда он открыл его, Ройс увидел какие-то инструменты: в металле тускло отразились холодным светом огоньки зажженных свечей. Курт с Феликсом смотрели на приготовления молодого туата с видимым спокойствием: и тот, и другой были знакомы с методами лечения феалотов, считавшимися лучшими целителями в Хионе. Азхол же поначалу смотрел на разнообразные крючки, зазубренные ножи, пилки и тонкие иглы, что раскладывал перед собой туат, с широко раскрытыми глазами, а затем, не выдержав и сотворив перед собой охраняющий знак Святого света, вышел из комнаты.
Телламат, меж тем, разлил кипяток по горшкам и чашам. В один из горшков он положил все инструменты, во второй налил вина. Потом начал доставать из мешочков странно пахнущие травы и кидать их в чаши, одновременно что-то напевая под нос. По комнате поплыли ароматы разнотравья: сирень, гиацинт, мята, свежескошенная трава, душистая полынь, сладкая ваниль и совсем незнакомые Феликсу. Наконец туат поставил оба горшка и чаши перед собой на стол, возле тела Уолтера, и оглянулся на Ройса.
– Нам уйти?
– спросил Феликс.
– Можете оставаться, - ответил тот.
– Только не шумите.
Ройс кивнул. Курт встал и, пробормотав:
– Пойду гляну, куда же запропастился этот Румпель, - вышел из комнаты.
Туат взял один из коротких острых ножей, лежавших в горшке, разрезал стеганный подкольчужник, рубаху, промыл рану и вокруг нее холстом, смоченным вином. Уолтер застонал, но юноша лишь положил ладонь ему на лоб, что-то напевно выговаривая на незнакомом Феликсу языке, и вскоре Корвин опять затих.
Телламат, взяв из горшка несколько крючков, похожих на рыбацкие, только без бородки, потянулся к ране, раскрыл края, закрепил крючками. Затем надавил возле нее и из раны начала сочиться черная сукровица. Туат, продолжая обтирать место ранения вином, взял один из ножей изогнутой формы и начал чистить рану. Его напевный речитатив усилился, стал более монотонным. Звуки неведомого языка будто выстраивались в призрачную карусель, которая то взлетала ввысь, то падала вниз, обегая в бесконечном движении круг за кругом. Узорчатые листья, украшавшие щеки туата, вдруг словно зашевелились, обвивая друг друга и издавая нежный хрустальный звон, естественным образом вплетающийся в напев. Веки Ройса отяжелели, закрываясь сами собой. Он впал в странное состояние, одновременно ощущая себя сидящим на лавке и чувствуя, что куда-то уплывает, покачиваясь на невидимых ласковых волнах...