Тихие сказки

Миркина Зинаида А.

А я что-то знаю, А я что-то знаю. А что-то знаю, Знаю и пою. Среди темных веток Щелочка сквозная. Загляни — увидишь Звездочку свою.

Под эту-то песенку Том и пошел туда, на эту щелочку. Вроде бы шел к окошку избушки, но вдруг увидел среди ветвей мерцающее пламя костра. Поленья потрескивали. Гномы сидели вокруг. Было тихо. Так бесконечно

тихо, что эту тишину нельзя было нарушить — ясно почувствовал Том. Наоборот — эта тишина могла заглушить любой гром. «Так это возможно», — с удивлением подумал он. И это была последняя мысль. Даже мысли здесь стихли. Том сел у костра и замолчал, как гномы.

И ничего ему не надо было, кроме этого покоя, который двигался, входил всё глубже внутрь него, нарастал. «Мне ничего не надо делать. Он сам все сделает во мне», — понял Том и отдался этому Покою, как отдается пловец морской волне.

Он не заметил, как расчистилось небо и проступили звезды. Казалось, они никогда и не скрывались. Он поднял голову и увидел звезды и как бы измерил душой расстояние между собой и ними. Оно было огромным, но его не надо было преодолевать. Было такое чувство, что душа его незаметно дорастала до звезд и только одно это и было нужно.

И вот — звон со звезды и голос первого гнома в ответ звезде:

Моя душа слабей листка, Случайно сорванного ветром. Она, как этот лист, легка. Как легкий проблеск, незаметна. Моя душа тонка, как нить. Нет, тоньше — и сравнить-то не с чем. Она другой не может быть. В ней Божий нерв, сквозя, трепещет.

Он замолк. Но чувствовалось, что речь не кончена. Она дол¬жна продолжиться. И вправду — после следующего звона со звезды голос второго гнома продолжил:

Моя душа обнажена, Ей нет покрова, нет защиты. Ведь каждый миг жива она И значит каждый миг — открыта. И значит нет ее бедней. Она — бездомный среди ночи, И каждый может сделать с ней Без наказанья, что захочет. Вот почему всегда молчат Глаза озер в зеленой гуще Ресниц… Наш тихий Бог распят. И все-таки Он — всемогущий.

Снова молчание. Огромное. Полное. И в глубину этого молчания — звон со звезды и — голос третьего, продолжающего ту же речь:

Да, Он для всей беды открыт. Но этих красок переливы, Но эту жизнь лишь Он творит — Непостижимо молчаливый. Молчание — на боль в ответ, На всю враждебность мирозданья. Но созидает этот свет Лишь только Божие молчанье. И нет сильнее ничего Молчанья Твоего, Создатель. Чтоб только не прервать его, Ты

согласился на распятье. Чтоб не нарушить свой закон, Бог замолчал пред силой вражьей… Но созидает только Он. А разрушать способен каждый.

Молчание стало еще полнее, еще глубже. Кажется, речь закончилась. Но — снова звон со звезды и — голос четвертого:

Мне бы лишь тишины и простора Тишины, где б расправиться мог Тот, кто стал для созвездий опорой Все миры созидающий Бог. О, просторы пустынного неба — Дом Творца, бесконечная гладь… Там, где дух разрушенья и не был. Где ему просто нечем дышать.

«Ну да, вот почему они здесь не могут появиться. Здесь им нечем дышать», — понял Том.

И снова молчание. Оно наполняло грудь. Он дышал этим молчанием. А костер горел все глуше. Вот уже никакого пламени. Одни мерцающие уголья. И — дальний тихий звон со звезды, а за ним чуть слышный голос пятого гнома:

А на сосне был Божий след. И если скажут «Бога нет», Я не отвечу ничего, А укажу на след Его. Иль попросту, прервав беседу, Едва дыша, пойду по следу.

Костер погас. Но мерцающие угольки медленно разлетелись, точно распались по лесу, по небу и замерцали, как близкие звезды. Том встал. Огляделся вокруг. Гномов не было. Ни костра, ни гномов — одни мерцающие движущиеся угольки. «Наверно, гномы где-то рядом, но стали невидны», — подумал Том и ощутил такой прилив любви к ним, к дальним звездам, к мерцающим уголькам и еще к кому-то неведомому, но самому близкому, что ему вдруг показалось, что сердце у него в груди разгорелось, как костер. Пламя его невидимо, но какой жар!

Невидимо? А что это за свет задрожал, затрепетал вдруг перед ним? Сгустившиеся, собравшиеся вместе угольки? Нет, свет был еще мягче, еще прозрачнее. Почти угадываемый, но какой дивный! Он был сквозной. Он светился как будто сквозь мир и вел… к его Истоку. Точно кто-то неведомый проходил к Неисчерпаемому Источнику и оставлял свой след.

А на сосне был Божий след. И если скажут: Бога нет, Я не отвечу ничего, Но укажу на след Его. Иль попросту, прервав беседу, Едва дыша, пойду по следу.

«Божий след… Божий след или — мой внутренний свет?» — спросил сам себя Том и вдруг почувствовал, что это, может быть, одно и то же. И он пошел по следу… Никаких сомнений не было.

Никакой неуверенности. Он шел туда, куда должен был идти. И вдруг… Что это? почему свет удвоился, утроился, удесятерился? — Зеркала. Огромные зеркала, как будто купол из зеркал. Как будто небо и земля — зеркальные. А посреди зеркал — Она. Сама Владычица Волшебных зеркал. Хранительница света, Хрустальная королева. Он Ее знает. И Она ведь знает его. Зачем же Она задает свой вопрос: Кто ты, человек из плоти и крови, пожаловавший в мое царство?