Тихий гром. Книги первая и вторая
Шрифт:
Заметив, что у старика и в самом деле одни глаз прикрыт не плотно, Манюшка поспешно кинула ему на лицо ряднинку.
— А что, Гришка у вас пропал, что ль? — спросил Василий.
— Да уехал вчерась в обед кудай-то, не сказал ничего, — Манюшка попятилась от телеги.
— Не ребенок малый, — успокоил Шлыковых Василий, тронув коня, — как уехал, так и приедет. Дело, видать, неотложное объявилось.
Атаманские избы — станичного и поселкового атаманов — стояли
Издали увидев это, Василий без труда понял, что и тут, кажется, беда стряслась какая-то. Стало быть, казаки злые, потому надо ухо держать востро. Шинель он скинул еще дорогой — солнышко пекло отчаянно, словно старалось наверстать вчерашнее, от земли валил пар. Прошелся большими пальцами под ремнем, разгоняя складки, подбодрил фуражку и, подъезжая, громко поприветствовал:
— Здравствуйте, господа казаки!
— Милости просим, мимо ворот щей хлебать! — неласково бросил один из них, в урядничьих погонах.
А другой, старый казак, приземистый, в широком расстегнутом пиджаке, с палкой, трепыхнувшись, будто наседка на яйцах, взъерошил бороду и, уставясь черными глазами на подъехавшего, тревожно молвил:
— Ай, казаки! А солдатик-то, знать, еще одного подвез. Господи, помилуй нас, грешных! — перехватив палку в другую руку, закрестился старик.
Урядник, подступив к телеге, заглянул в лицо покойника, спросил:
— Татарин?
— Башкирец, — уточнил Василий.
— Одна им цена, нехристям! Ты — хуторской что ль?
— С Лебедевского я, да старик-то не наш, пришлый.
— Проваливай вон к поселковому — у его никого нету, а у нас и без тебя завозно.
Проехав к коновязи, Василий остановил подводу и пошел в атаманскую избу. Атаман, сидя за большим ободранным столом, что-то старательно писал на белом листе. В просторном помещении с широкими лавками возле стен не было ни единой души, и смахивало оно на пустой сарай.
— Здравия желаю, господин атаман! — щелкнул каблуками Василий, не доходя до стола сажени две и взяв под козырек.
Не отрываясь от письма, атаман коротко взглянул на солдата, заметил:
— Надо добавить «поселковый» атаман.
— Да ведь здесь других-то атаманов нету, — опуская руку, возразил Василий.
— Ты что, учить меня пришел, сопливец?! — рявкнул атаман, отодвигая бумагу.
Василий вытянулся, приняв стойку «смирно».
— Со службы, видать, воротился?
— Так точно!
— А порядкам тебя там, знать, не выучили. Давай документ.
— Да я не только по этому делу прибыл, — замялся Василий, доставая бумагу, — мертвяка привез, башкирца.
— Да что вы, как на мельницу зачастили
Присев на лавку, Василий рассказал все до мельчайших подробностей, утаив, пожалуй, лишь то, что старый башкирец завещал ему перед смертью огниво.
— Вот чего, коль так, — терпеливо выслушав солдата, сказал атаман, — следователь вот-вот освободится, сюда я его кликну. Ему все и расскажешь. А покудова поди на двор, погуляй. Недосуг мне.
Выйдя из атаманской избы, Василий не пошел в толпу казаков. Остановившись возле коновязи, неторопливо свернул цигарку побольше и невольно прислушался к голосам казаков и баб. Скоро из отрывков разговора он понял, что минувшей ночью сноха Матвея Шаврина бросилась в омут. Достали ее уж перед утром. Теперь вот сеструха, по всей видимости, да мать над покойницей слезами уливаются, а свекровь со свекром перед следователем ответ держат. И муж ее там же, наверное.
К толпе подошел незнакомый Василию казак средних лет, стал расспрашивать, что случилось. Ему отвечали разом в несколько голосов. А когда поутихла разноголосица, урядник, стоя в середине редкой толпы и подправив кулаком завернутый в колечко ус, громко сказал:
— Ну, казаки, знать, и сладкую жизню сотворили мы своим бабам, особливо молодым: в одну ночь по две со двора бегут.
— А еще-то кто? — нетерпеливо спросил подошедший.
— У Палкина Захара тоже этой ночью хизнула сноха, — урядник сердито повел глазами по стоявшим вблизи казакам. — Эту хоть в омуте нашли, а ента и следа не оставила.
— Да ведь чужой дом — яма, не рассудишь прямо, — мудро ответил старик с палкой, недовольно шевеля косматыми бровями.
Услышав о Палкиных, Василий не вдруг сообразил, что речь идет не о ком ином, как о его Катюхе, но, слова старика донеслись до него, будто из бездонной пропасти. Хотелось броситься к уряднику, расспросить о подробностях, но вовремя одумался. Затолкав в рот кончик светлого уса вместе с цигаркой, жевал, будто норовистый конь удила, забыв обо всем на свете.
Только что прикидывал он в уме: как сдаст башкирца, до церкви проедет, возле палкинского дома помаячит, авось и удастся хоть одним глазком взглянуть на Катюху. Пусть она его не увидит, пусть и не поговорит — только бы взглянуть!
Отворотясь от толпы, Василий облокотился на коновязь и, тупо уставясь в морду своего Карашки, силился унять разгоряченное воображение, рисовавшее перед глазами картины, одну страшнее другой. Он не видел, когда прошел поселковый атаман в избу станичного, как подошла к другому концу коновязи подвода.