Тихий Холм
Шрифт:
Я ничего не понимал. Что случилось? Почему темно? Только что стоял день, и до заката было как минимум несколько часов…
Что-то холодное и шершавое коснулось лица. Я вскрикнул и прижал ладонь к щеке, почувствовав, как отлетела прочь маленькая тварь вроде летучей мыши. В воздухе захлопали крошечные крылья… их было много, очень много. По коже головы пробежала холодная волна; я начал в панике рыться в карманах брюк. Где-то там должна была быть бензиновая зажигалка. Правый карман… левый… Горстка монет, бумажник. Где зажигалка? Вокруг меня, казалось, кружил маленький смерч, слепленный из летучих мышей. Они пролетали прямо у меня под носом, угрожая коснуться глаз сильными перепончатыми крыльями.
Вот она! Я вытащил зажигалку, сжал в трясущейся ладони и
Пламя мерцало и колыхалось, отбрасывая на столпившиеся стены серые тени. Я попытался оглядеться, но непроглядная темнота, сменившая завесу тумана, не оставляла никаких шансов. Снег уже не шёл, но на затылок всё равно что-то давило. Я вскинул голову – в губы ударила тяжёлая капля воды. Дождь, почему-то брезгливо подумал я. В день первого снегопада. Да уж, дела… Звёзд на небе не было видно – светила заволокли чёрные горы туч. Сирены ревели, пробуждая головную боль.
Чувствуя себя сомнамбулой, я пошёл вперёд. Искривленная тень на стене вздрогнула и поползла вслед. Стены… Они тоже изменились. Вместо разваливающегося кирпича я видел решетчатые железные планки с прорубленными на них ромбообразными дырами. Под ногами тоже был такой же материал, отдающийся звоном при каждом шаге. Всё древнее, разваливающееся в пыль и ржавое, как автомобили на свалке.
«Откуда всё это?»
Через десяток шагов я наткнулся на сломанное инвалидное кресло, загородившее проход. Колесо было смято и раздавлено, но продолжало неохотно вертеться на стержне с затухающим поскрипыванием. Кресло показалось мне детским – уж слишком оно было миниатюрное. Я остановился, зачарованно глядя на искореженную каталку. Огонь зажигалки отражался на металлическом ободе колеса.
Шерил, напомнил я себе, просыпаясь от гипнотического воздействия инвалидного кресла. Помни о Шерил. Она впереди, одна в темноте. Найди её, и быстрее.
Но чем дальше я заходил, тем больше испарялась у меня надежда, что моя дочь здесь. Проход повернул несколько раз под прямым углом и стал невыносимо узким – мне пришлось в некоторых местах протискиваться силой, закусив губу. Дождь усиливался; теперь он шёл не отдельными каплями, а лил сплошным потоком. Я был уже весь мокрый – струйки воды стекали с волос на лоб и прямо на лицо. Пламя зажигалки отважно пыталось противиться стихии. В его угасающем огне я увидел на решетчатых стенах следы засохшей красной жидкости. Я мог бы остановиться и обследовать эти зловещие потёки внимательнее, но мне не хотелось. Я шёл вперёд, пока окружающий мир быстро погружался в нечто похуже банальной шизофрении.
Где-то после третьего поворота мне встретился мертвец. То, что это труп, я понял сразу, несмотря на то, что его накрыли простынёй с ног до головы. Уж слишком чётко выступали очертания человеческого тела из-под белой ткани. Голова, ноги, грудь… Человек лежал на передвижной больничной койке, цинично именуемой медиками «труповозкой». Простыня в области живота пропиталась кровью; я увидел, как на красном пятне лениво ползает отряд чёрных мух.
– Что за чертовщина?.. – в ужасе прошептал я, отступая назад. На небе, откуда только что плавно пикировали снежинки, раздался оглушительный раскат грома. Сверкнула молния. В залившем всё вокруг синем свете я увидел, как из-под простыни выкатилась мёртвая почерневшая рука и свесилась вниз, раскачиваясь туда-сюда. Рука… Точно так же висела рука Джоанны в тот вечер, когда я зашёл к ней в спальню с чашкой чая. Я почувствовал, как на моей голове зашевелились волосы, и закричал. Закричал и бросился бежать. Ноги стали словно невесомы – казалось, они сами несли меня прочь от проклятого места. Когда у меня под носом возникла глухая каменная стена, я не смог вовремя остановиться – налетел
Мертвеца не было. Дождь с ветром выводили унылый аккомпанемент на железных трубах водостока, а где-то через улицу разрывали свои глотки неумолкающие сирены. Я щелкнул потухшей зажигалкой. Никого. Только темнота, знакомое хлопанье крылышек и… и я. Проход здесь заканчивался.
Я закрыл глаза, прислушиваясь к успокаивающему шуму дождя. Я не знал, что за видение у меня только что было, но отдавал себе отчёт: не стоит возвращаться обратно в компанию сломанной коляски и каталки для трупов. Повторного столкновения мне не вынести.
– Папа…
Жалобный голосок Шерил зазвучал совсем рядом. Я обернулся, как ужаленный. У стены, там, где сгустились ночные тени, кто-то стоял. Я поднял зажигалку и сделал шаг вперёд.
Это не была моя девочка. На стене был распят человек. Не просто распят, а освежеван. Рот разинут в последнем крике, зубы, длинные и острые, ощерились кровью. Руки забиты в стену большими гвоздями каждый с ярд длиной. Кровь стекала с тела вниз, образуя большую, ещё тёплую лужу. В нос ударил необычный солоноватый запах, тогда ещё неизведанный для меня, – запах крови… Я приглушённо вскрикнул и выронил зажигалку, но она непостижимым образом продолжала гореть, освещая ужасную картину. Кто? Почему? Когда?.. Вопросы пришли в голову позже. Тогда я ни о чём не думал – просто потрясённо смотрел на окровавленный кусок мяса, недавно бывший человеком. Кое-где он ещё шевелился и подрагивал, и это было самое страшное…
Потом он сверкнул белками глаз – ровно за мгновение до того, как пламя зажигалки, наконец, милосердно погасло… но я увидел. Глазные яблоки на том месиве, что осталось от лица, дёрнулись наверх и посмотрели на меня. Последовала гулкая темнота; опора ушла у меня из-под ног, я беспомощно взмахнул руками и упал в неведомую страшную темноту. Где-то рядом назойливо звенел тонкий комариный писк. Я понял, что это крик, исторгающийся из моей собственной груди, но не мог заставить себя заткнуться – всё кричал и кричал, низвергаясь в бездонную черноту. Но даже здесь меня преследовали глаза мертвого человека, следящие за мной с красного обескоженного лица.
Я вскочил с задыхающимся криком. Лицо моё было разгорячено; рубашка прилипла к телу. Некоторое время я даже не мог видеть, где нахожусь: мне казалось, что я по-прежнему проваливаюсь в чёрную пустоту. Но потом, когда я немного пришёл в себя и присел на жёстком диванчике, в глаза справа ударил яркий свет. Я болезненно прищурился. Грязное стекло окна, за которым виден участок улицы. Пейзаж не отличался особой новизной – я видел тот же мёрзлый асфальт, изогнутые фонарные столбы, медленный танец снежинок и туман. Туман скорее, чем всё остальное, дал понять, что испытанный мною кошмар не был сном. Сердце неприятно сжалось. Туман окутывал город, пробираясь в каждую щелку. Мне предстояло ещё долго блуждать в его безликих лабиринтах, пока я с ним не распрощаюсь.
Мне не хотелось смотреть на этот унылый вид, и я отвернулся от окна. Мой диван был расположен под самым окном; я мог обозревать отсюда всё помещение. Обычный кафе-бар, популярный в курортных городах. Прилавок, пара холодильников и горы продуктов в картонных ящиках. Хаотично расположенные низкие столики, за которыми так неудобно сидеть. Лампы на потолке не работали, поэтому я не сразу заметил женщину около прилавка, молча наблюдающую за мной. Но когда она вышла из тени и подошла к окну, мне не составило труда узнать её. Она обогнала меня вчера вечером (… или когда это было?) на полицейском мотоцикле. Правда, тогда глаза её были сокрыты за тёмными очками, но это явно была она – те же светлые волосы, та же строгая голубая униформа. Совсем ещё молодая – видать, недавняя выпускница академии. Она улыбнулась мне. Улыбка у неё была приятной и завораживающей. Я из солидарности попытался растянуть потрескавшиеся губы в ответ, но вместо этого схватился за раскалывающуюся голову и спросил: